Георгий Почепцов

Об авторе: Почепцов Г.Г., доктор филологических наук, профессор, экс-руководитель Управления стратегических инициатив Администрации Президента Украины, автор большого числа книг, среди которых: Барабаны пропаганды (2009), Стратегические войны (2009), Глобальные проекты: конструирование будущего (2009), Медиа: теория массовой коммуникации (2008), Коммуникативный инжиниринг (2008), Стратегические коммуникации (2008),  Революция. com. Основы протестной инженерии (2005), Информационная политика (2006, 2008),  Стратегия. Инструментарий по управлению будущим (2005), Стратегический анализ. Стратегический анализ для для политики, бизнеса и военного дела (2004) и др.

© Г. Почепцов, 2010

Содержание

Введение

Глава первая

КОММУНИКАТИВНАЯ ПОЛИТИКА КАК БАЗИС СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА

1.1. Почему политика сегодня носит принципиально коммуникативный характер?

1.2. Телепроизводство телесчастья как задача коммуникативной политики

1.3. Постсоветские информационные потоки

1.4.  Новые задачи для Путина, или смерть российской оппозиции

1.5. Новые представления о российском режиме

1.6. Постсоветское пространство: почему тенденции расхождения сильнее тенденций объединения

1.7. Миропроектная конкуренция как движущая сила нового мира

Приложение. Гуманитарные интересы граждан новых независимых государств

Глава вторая

СОВРЕМЕННЫЙ РОССИЙСКИЙ ОПЫТ УПРАВЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИОННЫМ ПРОСТРАНСТВОМ

2.1. Современный российский опыт управления информационным и виртуальным пространствами

2.2. Нарративы, лежащие в основе российского политического процесса

2.3. Телевоины в телевойнах: российский опыт интерпретации и реинтерпретации действительности

2.4. Попытка выстраивания православной идеологии

2.5.  Фиксация смыслов в идеологических формулах

Глава третья

СОВРЕМЕННЫЙ РОССИЙСКИЙ ОПЫТ УПРАВЛЕНИЯ ВИРТУАЛЬНЫМ ПРОСТРАНСТВОМ

3.1. Система и анти-система в российской модели мира

3.2. Анализ будущего в России

3.3. Гуманитарное моделирование в России: от сценарного подхода к будущему до системного подхода в истории

3.4. «Опера» идеологического пространства

3.5.  «Опера» виртуального пространства, или современная российская фантастика

3.6. «Опера» массового сознания, или телеуправление действительностью

3.7. «Опера» эсхатологического пространства, или будущее человечества испуганными глазами сегодняшнего дня

Заключение

ВВЕДЕНИЕ

Россия, являясь главным модератором на постсоветском пространстве, требует более пристального внимания и изучения. Ушло время простых решений и простых разговоров. В сложном мире нужны не менее сложные анализы и поступки. Но их можно делать только тогда, когда  мы обладаем адекватным фактажом и соответствующим инструментарием.

Принципиальное изменение проходят и методы управления государством и обществом. В сохраняющейся иерархической структуре человек должен получать возможность того, что его голос будет услышан. При этом массу усилий государство затрачивает на то, чтобы этот голос был таким, как это нужно с точки зрения государства.

Методы бизнеса, которые построены на учете интересов потребителя, уже давно вошли и в государственное управление, и в военное дело. Это связано с тем, что новый тип отношений между государством и человеком требует нового инструментария.

Формирование новой системы международных отношений, которое происходит сегодня, требует от всех стран более тонких и адекватных элементов анализа и сбора информации. Мир движется, вместе с ним должны двигаться и аналитики.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

КОММУНИКАТИВНАЯ ПОЛИТИКА КАК БАЗИС СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА

1.1. ПОЧЕМУ ПОЛИТИКА СЕГОДНЯ НОСИТ ПРИНЦИПИАЛЬНО КОММУНИКАТИВНЫЙ ХАРАКТЕР?

Мы живем в мире концептуальных метафор, который правит не только нами, но и политикой и политиками. Вспомним, как М. Горбачев находился под впечатлением образа «общеевропейского дома», который настолько заполнил его, что он забыл обо всем остальном.

Дж. Лакофф подчеркивает, что американская внешняя политика построена на метафоре «строго отца», которой может указывать своим нерадивым детям-странам, направляя их на путь истинный. Этот тип подхода Дж. Лакофф постулирует уже энное число лет [1 – 4]). Россия однотипно ощущает себя «старшим братом/старшей сестрой», пытаясь быть главным судьей в своих собственных конфликтах на постсоветском пространстве.

Другим доказательством приоритетности коммуникативной политики служит современный американский и британский опыт. США создали более серьезную прикладную модель такого государственного управления [5 – 7], в то время как Британия уделила внимание теоретическому ее обоснованию в виде собственной модели политического маркетинга, но которая затем была перенесена и на государственное управление [8 — 10].

Что в этих условиях могла сделать Россия? Нам представляется, что ситуация России усложняется тем, что она должна одновременно не только выстраивать свою конструкцию, но и защищать ее от Запада, откуда,например, известный и дискутируемый термин «суверенной демократии». Это защита из области высокой политики. Но такая защита требуется, как оказывается. и из области «низкой политики». Вот, например, мнение со стороны психотерапии, которое высказал профессор М. Решетников [11]: «Российский характер вообще другой. Менталитет россиянина – менталитет жителя бескрайних степей, бескрайних просторов. У Николая Бердяева есть такая фраза: «Российская душа ушиблена ширью». Русский человек привык к размеренному, спокойному образу жизни и призывы к жизни по западным образцам – это удар по ментальности русского человека, который в любом случае все равно вернется к своему стереотипу поведения, но одновременно будет чувствовать себя «каким-то не таким» как надо. Кому надо? Как и любому народу, нам нужно учитывать то, что мы именно такие, как есть, и не народ надо адаптировать к списанным с западных образцов законам, а законы – к ментальности народа”.

Как видим, присутствует явная нестыковка, которая и отражается на другом выстраивании государственной конструкции. По крайней мере, есть причины, которые объясняют уровень сопротивления среды при введении западных образцов, начиная с Петра Первого. Наиболее активными на сегодня есть три пути конструирования государства, позволяющие защищать современное государство от флуктуаций, внешних возмущений и внутренних протестов. Эти три пути таковы:

–       разработка идеологии, которая может оправдать тот вариант движения вперед, который избран, причем со всеми его недостатками, ярким примером чего был СССР,

–       разработка политики, которая будет учитывать баланс интересов всех ведущих социальных групп страны,

–       разработка коммуникаций, которые должны создать у граждан ощущение правильности пути, по которому идет государство.

Мы не упомянули тут два других подхода, а может это и один подход с двумя противоположными полюсами — это репрессивность системы и ее демократичность. Мы не упоминаем его в этом рассмотрении, поскольку на постсоветском пространстве не достигнут тот уровень ВВП на душу населения, который признается пороговым для того, чтобы демократия могла спокойно развиваться.

Как правило, все государства «играют» сразу на всех трех вышеназванных инструментах (идеология, политика, коммуникация). Даже тоталитарные государства делают это, например, моделируя коммуникацию в виде пропаганды. СССР при этом очень четко соблюдал все пропорции представленности в парламенте всех социальных групп (женщин, рабочих, интеллигенции, молодежи), чего нет в современных парламентах на постсоветском пространстве. Хотя это делалось искусственным путем, но результат был ближе к идеальному, чем сегодня.

Коммуникативность становится важным компонентом внутренней и внешней политики по причине того, что резко выросла роль информационных и коммуникативных технологий, сделавшая их существенной составляющей политики. Во времена Сталина можно было удерживать советскую модель мира с помощью пропаганды тиражирования, которая работала в моносреде, куда не допускалась никакая иная точка зрения. В сегодняшнем мире уже нет моносреды, поэтому простая пропаганда тиражирования нужных образцов уже не будет работать столь же эффективно, как это было в прошлом.

Владение коммуникативной политикой отодвигает на второй план идеологию, поскольку теперь власть может защищать себя с помощью коммуникации. В этом состоит ответ на вопрос, почему сегодня слабеют идеологические основания как стран, так и партий. Они просто нашли для себя новые уровни защиты, выстроив коммуникативные лабиринты, где может затухнуть любой протестный огонь.

В. Иноземцев подчеркивает, что власть не вырабатывает идеологии, это делает оппозиция [12]: «Любой власти идеология нужна. Но сами по себе идеологии очень редко, если не сказать никогда, не возникают во власти. Как показывает история, идеологические конструкты, скорее всего, возникают среди тех, кто пытается выступать оппозицией к власти, пытается изменить существующий общественный порядок, и тем самым ищет обоснования своих стремлений и поддержки тех социальных масс, которые могли бы претворить эти стремления в жизнь. Поэтому еще раз хочу подчеркнуть, в истории фактически не известны случаи, когда идеология создавалась бы режимом или даже классом, находившимся у власти. Как правило, этот класс или режим эксплуатировал ту идеологию, которая помогла им к этой власти прийти».

Но власть любит смотреть в прошлое, черпая оттуда свои идеологические образцы, которые вроде бы и нее, но привлекают внимание. Они являются идеальными образцами, но использование которых сегодня серьезно затруднено из-за специфики нового мира.

Для России таким образом-образцом остается И. Сталин. Когда российские авторы упоминают это, они сразу порождают в ответ целую тираду-оправдание [13, с. 49]: «Построение такой аналогии в нашем случае означает не «сталинизм», не символ реставрации советского мироустройства, а рассмотрение государственного опыта Сталина как наследия, один из продуктивных мифов, один из созидательных образов прошлого».

Но эти же авторы тут же на двух страницах выстраивают таблицу-сопоставление задач-проблем и решений, находя близость между И. Сталиным и В. Путиным [13, с. 44 — 45]:

Даты	Сталин	Путин
1922//1999	Пост генсека, руководство аппаратом партии	Пост премьера и затем и.о. президента
1923//2000	Постепенная аккумуляция “необъятной власти”; борьба с “левой оппозицией” и последующее смещение Троцкого	Избрание президентом. Начало выстраивания “вертикали власти”, создание 7 федеральных округов; арест и выдавливание Гусинского
1925//2001	“Новая оппозиция” Зиновьева и Каменева (“разоблачена” в 1926 г.)	Переход НТВ Газпрому, выдавливание Березовского
1926//2002	Выведение Троцкого и Зиновьева из политбюро, формирование “сталинского” состава высшего партийного руководства	Закрытие ТВ 6, его “отъем” у Березовского; обуздание реагиональных автократов – трансформация Совета Федерации
1928-29// 2003-04	Высылка Троцкого из СССР; “правый уклон” Бухарина и Рыкова (в течение года смещены с основных постов); “зеленый свет” новому поколению партийных функционеров	Дело и арест Ходорковского; отставка Волошина; вытеснение “правых” из парламента” февраль 2004 г. – отставка касьянова; удвоение за год числа миллиардеров
1929//2006-2007	1-й пятилетний план; сплошная коллективизация; отбрасывание НЭПа (1929-й объявлен “годом великого перелома”)	В качестве репетиции объявляются четыре “нацпроекта”; затем озвучиваются декларации о приоритете демографического роста, о переходе от стабилизации к инновационному развитию, обнародуется “план Путина” (Послание-2007)
Эпоха 30-х годов	Формирование стабильно развивающейся государственной системы; великие стройки и промышленный прорыв; постепенное нагнетание репрессивных процессов, раскулачивание, гонения на Церковь. борьба с вредителями; чистки, позднее – репрессии “старой большевистской гвардии” (“врагов народа” с теми или иными оттенками “троцкизма”)	Мы еще находимся на гребне перелома, этот момент еще не пройден. Но знаменательно углубляется курс на ускоренное формирование государственных и окологосударственных производственно-имущественных корпораций. По всей видимости акценты должны быть расставлены в ходе парламентских выборов 2008 г.

Понятно, что всякая аналогия хромает. Но понятно и то, что всякая аналогия возникает не зря, она есть или может быть в массовом сознании. Тем более, что социологические данные общественного мнения о Сталине таковы [14]: «При Сталине страна развивалась скорее в неверном направлении, отмечает каждый второй респондент (48%); однако немало и тех (37%), кто считает вектор развития страны в тот период правильным». Это данные ВЦИОМ в соответствующем пресс-выпуске за март 2008 г.

Как видим, самое главное отличие в правой колонке – у Путина взамен борьбы с политическими фигурами Троцкого, Зиновьева и др. идет борьба с владельцами медийных ресурсов — Гусинским, Березовским, что как раз и отличает важную характеристику наступившей коммуникативной политики. То есть побеждает тот, в чьих руках ресурс, взывающий к массовому сознанию.

По таблице сразу возникает еще один вопрос, а где место 1937 году. Но интересно то, что есть еще одна неотмеченная параллель  – роль «чекистов» в выстраивании государства и государственности. Если в случае Сталина она лежала в эксплуатации аппарата репрессий, то в случае Путина «чекисты» вошли и возглавили бюрократический аппарат. Имеем две модели опоры в выстраивании государственности:

	Госаппарат	Репрессивный аппарат
И. Сталин	Партноменклатура	“Чекисты”
В. Путин	“Чекисты”	Служащие

То есть «стержень», удерживающий конструкцию, оказывается все равно необходимым. Просто он «прячется» в разные ее компоненты. По данным социолога О. Крыштановской выходцы из КГБ составляют (цит. по: [15]):  58% президентского окружения, 34% членов правительства, 20% членов Совета Федерации и 18% депутатов Думы. Это время В. Путина-президента, но принципиально ничего не должно меняться, поскольку в  построенной системе уйти практически нельзя.

О. Крыштановская определяет элиту следующим образом [16]:                               “Политический класс в любом обществе имеет иерархическую структуру. То есть, имеется верх и низ, и вертикальная мобильность направлена снизу вверх. И та группа людей, у которых сосредоточены наибольшие ресурсы власти, которая имеет в распоряжении практически все государство, по сути дела, эта группа является  собственником государства, поскольку она им распоряжается полностью. Эта  группа принимает решения общегосударственного уровня. Эта группа правит не только обществом, но и политическим классом. Она строит государство таким образом, чтобы ее позиции оставались эксклюзивными”

СССР строил свою элиту, разрешая или запрещая определенные виды передвижения по иерархической лестнице. Обязательной становилась принадлежность к КПСС, что создало достаточно большой объем членов данной политической партии. Сегодня образовалась иная система [16]: «Исчезла принудительная мобильность и постепенно представители гражданского общества потеряли свое представительство в органах власти. Молодежь,  женщины, пенсионеры, военные, рабочие и крестьяне резко стали терять  свой статус и влияние». То есть речь идет о том, что элита стала выращивать себя сама, избавляясь при этом от тех, кто не обладал силой в ее понимании.

Модель О. Крыштановской является на сегодня достаточно известной. И единственным возражением к ней является следующее [17]: «Не совсем понятным представляется тот факт, каким образом возможен анализ такого количества источников, какие использует в своих исследованиях Крыштановская. Довольно сложным является получение такого массива данных о ‘выходцах из спецслужб’ и ‘людях в погонах’, если брать во внимание тот факт, что в большинстве случаев эти данные являются труднодоступными для исследователей».

При этом парадоксальным образом основные противники  В. Путина — это и есть люди в погонах. Спецслужбы настроены против по причине того, что все усиливается «фасад» государства в виде Москвы и настоящая жизнь за ее пределами. Данные О. Крыштановской говорят о следующем (статья 2003 года) [18]: «Спецслужбы против Путина У президента есть не только поклонники, но и серьезные критики. И их число, по данным нашего опроса, составляет 58%. Главные критики Путина — это бизнесмены и военные. Критический настрой предпринимателей понятен: они считают, что экономика сейчас в загоне, что приход во власть военных представляет настоящую угрозу для частной собственности, что стране грозит передел собственности в пользу олигархов- «любимчиков». Бизнесмены подозревают, что Путин утратил самостоятельность и все его действия обусловлены давлением на него спецслужб, заложником которых он стал. Еще более критически настроены против президента, как это ни парадоксально, сами офицеры спецслужб. Исследование показало, что самый длинный перечень претензий к Путину имеют именно они. Их разочарование связано с тем, что именно сослуживцы возлагали наибольшие надежды на Путина. Постепенно их эйфория сменилась скептицизмом, а затем и горьким ощущением обмана. Если в 1999 — 2000 гг. многие офицеры после долгих колебаний решили сменить свой выбор и голосовать не за коммунистов, а за своего президента, то теперь наблюдается возврат на старые позиции».

Но в целом базовой группой кадрового резерва для В. Путина стали выходцы из спецслужб. И это не только мнение О. Крыштановской. Вот слова В. Волкова в лекции 2009 года «Трансформация российского государства после 2000 года» [19]: «Еще оставалась не вполне разложившаяся корпорация, которая была готова быстро занять должности, машина в рабочем состоянии с опытом подчинения, общими корпоративными ценностями, с узнаванием друг друга и повышенным уровнем солидарности. Я имею в виду массированное перемещение сотрудников спецслужб на государственные должности вслед за занятием Путиным высшей должности в государстве. По одним оценкам до 77% кадров в высшем руководстве были выходцами из спецслужб или связаны с ними. Мне кажется, что это завышенная оценка. Я встречал другую оценку. Около 30% из 100 высших должностей. Это уже достаточно, чтобы создать функционирующий исполнительный механизм, основанный не на формальной процедуре, а на корпоративной солидарности».

В. Путин находит тот базис в своем построении государственности после Б. Ельцина, который ему, с одной стороны, понятен, с другой, обеспечивает наиболее адекватно возложенные на него функции. Если раньше таким предварительным блоком-обкаткой для занятия государственных должностей был комсомол, то для В. Путина таким базовым блоком стала работа в спецслужбах.

В принципе для системы все равно, какой именно общественный сегмент станет ее «тягловой лошадью». Просто он должен осуществлять автоматическую реализацию управляющих сигналов сверху вниз. Партия или  комсомол советского времени обладали этим «ужесточением» человеческого материала, что позволяло на него опираться. Современные попытки просто опереться на госслужащих проваливаются, поскольку нет этого дополнительного компонента. В послереволюционные (1917 г.) годы этот компонент создавался за счет революционной романтики, в результате чего человек доводил свои возможности до предела. В случае В. Путина был избран социальный сегмент, который этот элемент «ужесточения» в качестве прививки получил по долгу службы.

Все это в каждом поколении реализовалось как дополнительное качество, которое позволяло доводить до конца управляющий сигнал при частично неработающей системе. Суммируем эти качества:

СПОСОБЫ ОПТИМИЗАЦИИ УПРАВЛЕНЧЕСКОГО СИГНАЛА В НЕРАБОТАЮЩЕЙ ДО КОНЦА СИСТЕМЕ
ВРЕМЯ	КОМПОНЕНТ УЖЕСТОЧЕНИЯ УПРАВЛЕНИЯ
Послереволюционное	Опора на революционную романтику
Советское	Опора на структуру КПСС и комсомола
Постсоветское	Опора на выходцев из КГБ и армии

О. Крыштановская в своей лекции 2008 года попыталась выделить тот круг людей, который стоял у истоков планов В. Путина, по представлениям которых и надо было убрать альтернативные центры власти, создающие хаос в политике страны [20]: «Я называю этот маленький кружок людей, которые вместе с Путиным обсуждали еще в конце 99-го года что делать, «путинским политбюро». И туда входили, на мой взгляд, старые друзья и сослуживцы Путина: Сергей Иванов, Виктор Иванов, Игорь Сечин, Николай Патрушев. Может быть, в разные периоды еще три-четыре человека. Вот эта небольшая группа составляла ту стратегическую команду, на которую Путин опирался с самого начала».

И далее: «Они действовали где-то и импульсивно, где-то – в соответствии со своими представлениями, что такое хорошо и что такое плохо. Кто такой идеолог? Это человек, имеющий логически непротиворечивую концепцию, целостную концепцию, видение того, куда надо двигаться. Единственный человек из окружения Путина, который заявил о себе, как о возможном идеологе реформ, был Виктор Черкесов. Но мы можем не знать о существовании других. Здесь для меня важен не столько персональный подход – кто именно был идеологом. А то, какая идеология была принята в компании Путина. Что было в голове этих людей, когда они пришли к власти? А это коррелированно с тем, как проходила социализация этих людей, каков был их бэкграунд».

В 2004 г. Виктор Черкесов, глава госнаркоконтроля, выпускает в «Комсомольской правде» статью «Мода на КГБ? Неведомственные размышления о профессии» [21], а в 2007 г. в разгар борьбы между спецслужбами статью в «Коммерсанте», озаглавленную «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев» [22]. С. Кургиняна вписывают в связку к В. Черкесову, а он активно отталкивается от этой связи [23 — 24]. Правда, его упрямо туда вписывают.

В. Черкесов подчеркивает необходимость ухода от того образа (образца) представителя КГБ, который активно делается в СМИ, когда  чекистский герой напоминает персонажа вестерна [21]. А суть чекистской профессии, по его мнению, состоит в  том, чтобы предвидеть и предотвращать кризисные ситуации. То есть это приблизительно та модель, которая проходят американцы времен излечивания от Вьетнама. Тогда военный поменял свой образ с физически ориентированного на интеллектуально ориентированного, чему в сильной степени способствовали романы Т. Клэнси.

А по поводу идеологии он как заданный нам в качестве идеолога говорит следующее [21]: «Советская идеология была безупречна и совершенна, а коммунизм – светлое будущее человечества? Да нет, конечно. Советская идеология во многом была ущербна, внутренне противоречива, догматична и, безусловно, уязвима. Что же касается последнего периода существования СССР, периода застоя и идеологического заката, то в это время идеология стремительно эволюционировала к маразму. Это было понятно любому думающему человеку. А в КГБ думающих людей было немало».

Что касается так называемого «чекизма», который постоянно вызывает если не отторжение, то обсуждение у россиян, то его мнение по этому поводу таково [22]: «Страна в начале 90-х годов пережила полномасштабную катастрофу. Известно, что после катастрофы система рано или поздно начинает собираться заново вокруг тех своих частей, которые сумели сохранить определенные системные свойства. Именно в таком смысле “чекизм” может быть принят к рассмотрению. Рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным. Или, если точнее говорить, наименее рыхлым. Для того чтобы оно могло уплотниться, понадобились все катастрофические воздействия. Кто-то быстро отпал, вышел из профессионального сообщества. Кто-то предал. Кто-то стремительно “скурвился”. Но какая-то часть сообщества все-таки выстояла».

Это типичные рассуждения того, кто заранее знает, что именно он должен оправдать. И это не столь важно. Более существенно то, что появился общественный сегмент, на который можно было возложить определенные обязанности с высокой долей вероятности того, что эти обязанности будут выполнены.

Отдаленный аналог этой модели — опричнина времен Ивана Грозного [25]. Царь решал свои задачи по следующей модели: он поднял одних, за счет чего создал общественный сегмент, который помогал ему управлять другими. Но лишь затем, когда оппозиция усилилась, когда земский собор потребовал от царя отмены опричнины, возник террор, который и остался в памяти как самая яркая примета опричнины и самого Ивана Грозного.

Вот как его вспоминают в современных управленческих терминах [26]: «Почувствовав собственную управленческую несостоятельность, Грозный еще отчетливее ощутил страх утраты власти – круг замкнулся. Последующее уже едва ли не запрограммировано: правитель, желающий сохранить власть любой ценой, но не соответствующий масштабом управляемой стране и своему окружению, переходит к самой неэффективной технологии управления: через террор. Террор – то бишь, угроза репрессий, не обусловленных выполнением их жертвой каких-либо правил – бывает, однако, разных масштабов. В случае Грозного – это был первый в русской истории пример террора массового, непосредственными жертвами которого стали десятки тысяч, в общем-то, случайных людей».

С. Кургинян в своей статье по поводу проблем, поднятых В. Черкесовым, остается на стороне автора [27]: «Положа руку на сердце, я не понимаю, что, по-крупному, делает столь фатальным и антагонистическим конфликт Черкесова и его оппонентов (все СМИ говорят о Сечине). У них разные частные интересы? Простите — есть интересы частные, а есть классовые. На уровне частных интересов разъединять может все, что угодно. А классово? А классово все должно только объединять. Особенно, если враг у ворот. Я понимаю, что разделяет либерала и патриота. Но насколько могу судить — ни Сечин, ни Черкесов в либерализме не замечены. Реакция на статью Черкесова и содержание статьи лишь подтверждают это. Идеологического конфликта нет? Нет. Классового конфликта нет? Нет. Вот это и объединяет. Разъединяет — частное. Так и давайте размышлять… Если частное возобладает над классовым — что мы получим?».

Путинский проект опирается на множество правильных слов и дел типа «укрепления вертикали власти» и под. Одновременно следует признать, что Россия еще очень далека от экономического процветания. На фоне этого процветание отдельных «опричников» явно налицо, что и составляет тот элемент раздражения,который накапливается у населения.

О. Крыштановская очень четко сформулировала исходные задачи В. Путина [20]: «Перед Путиным стояла грандиозная задача. Задача «остановить революцию». А на самом деле повернуть страну от западнического пути к славянофильскому, почвенническому. Задача – догнать Запад, стать похожими на Запад была снята с повестки дня, и заменена на задачу возрождения великой, самобытной России. Это было встречено с одобрением политическим классом, в глазах которого западнический путь вел страну к развалу». Можно с ними соглашаться, можно не соглашаться, но избрано действительно именно такое направление.

Почему этот водораздел всегда возникает в истории России? Почему укрепление государства всегда выстраивается не в сторону Запада, а против него? И ослабление государства (типа ельцинского периода) всегда связано с движением в сторону Запада? На эти вопросы, хотя они и многовекового порядка, нет вразумительного ответа.

О. Крыштановская подчеркивает, что каждая социальная группа поднимаясь на политический олимп, приносит туда свое мировоззрение, свое видение мира. Что касается «силовиков», то их она характеризует следующим образом [20]: «Все эти люди призваны обеспечивать безопасность. Для этого их учат убивать. Для этого они должны понимать интересы государства, они должны знать законы. Они должны очень хорошо знать закон, чтобы нарушать его в интересах государства. Это первое. Второе – все эти люди, которые получили военное образование разного типа, не склонны к демократическим методам управления, потому что военная система иерархична и авторитарна. В любой силовой структуре действует принцип единоначалия. Невозможно существование ни армии, ни милиции, никакой другой системы, если каждый солдат будет раздумывать над тем, исполнять ему приказ начальника или нет. Дискуссии и плюрализм мнений в силовых структурах не только нежелательны, но и опасны».

Одновременно следует признать, что это в чем-то какие-то детские представления уважаемого автора. Тут как раз очень мало сказано о модели мира этих людей. И больше сказано об их психологии.

Об оперативниках О. Крыштановская пишет, что они приучены скрывать свою цель, то есть они должны носить маску. По поводу самого В. Путина ее мнение таково [20]: «Я давно сделала вывод: чтобы понять Путина, нужно как можно меньше слушать его. Но нужно внимательно смотреть на то, что он делает. Он всегда оставался человеком в маске, он умел быть очень приятным. Если Путин едет на Запад, он так обаятелен, открыт, улыбчив, что очаровывает своих собеседников. Если он общается с нашими людьми, он может хмурить брови и вести себя очень жестко. То есть так, как нравится россиянам». Силовики, как она пишет, одержимы жаждой реванша, с чем можно согласиться. Но одновременно возникает вопрос, насколько это индивидуальное наблюдение и насколько оно соответствует массовому поведению выходцев из спецслужб. Точнее звучала бы фраза, что они готовы на это, поэтому их легче активировать в этом направлении. Но с таким же успехом они могут быть направлены ив обратную сторону, если этого потребует их вертикаль власти.

Это «верхи» путинского проекта, а как же «низы»? Вот данные ВЦИОМ на март  2009 года [28]: «Если в январе к участию в массовых выступлениях протеста против падения уровня жизни не были готовы 70%, то сейчас доля таких респондентов 66% (аналогичный показатель был зафиксирован в декабре 2008 г.). Такую позицию чаще занимают столичные жители (74%), а также россияне с высокой самооценкой материального положения (73%) и сторонники КПРФ (38%). Напротив, каждый пятый (22%) сообщил, что готов участвовать в выступлениях протеста. Наиболее склонны сообщать об этом жители крупных и малых городов (по 25%) и сторонники КПРФ (38%). Доля таких респондентов возрастает с 18% среди россиян с высокой самооценкой материального положения до 31% с его низкой самооценкой». При этом каждый десятый (11%) готов принять участие в митинге в поддержку антикризисных действий правительства, также каждый десятый (10%) считает нужным запрет митингов против антикризисных мер правительства. То есть реальных (в плане активности) сторонников правительства только 10 процентов.

Теперь с коммуникативной точки зрения приходится рассматривать многие явления экономической и политической жизни. В зависимости от действий в коммуникативном поле оценивается и конечный результат. Так, российско-украинский газовый конфликт в глазах эксперта приобрел следующий вид [29]: «Представляется, что из поля зрения российского руководства постоянно выпадал один из ключевых элементов современной политической борьбы, а именно коммуникационная составляющая. Отсутствие эффективной PR-машины, способной в реальной политике точно так же, как в бизнесе, действовать на упреждение, налаженного механизма доставки сообщений до зарубежной аудитории с разъяснением позиции России по тем или иным вопросам — вот та лакуна, которой пользовались и пользуются сегодня западные политтехнологи во главе с  США. Чтобы выиграть информационную войну, недостаточно правильно реагировать на происходящее, необходимы превентивные меры по подготовке к событию, захват инициативы и в идеале — проведение события по собственному сценарию с мощным заключительным аккордом СМИ в финале. На деле вышло иначе».

Раз политика начинает реализовываться не в физическом пространстве, где констатируется отсутствие изменений, а в пространстве информационном, где можно отсутствующие изменения прославлять, если это требуется. то на первое место в управлении выходят иные лица. И тут главенствующее место в российской политике сегодняшнего дня занял Владислав Сурков, занимающий пост первого заместителя главы президентской администрации. В. Суркову готовы приписать ответственность за все [30]: «ответственность за происходящее в стране в последнее десятилетие он (как «главный») несет уже хотя бы потому, что его идеи, как и всякая политическая мифология, порождаемая любой властью, начинают жить собственной жизнью и восприниматься населением как естественные национальные догматы».

В настоящий момент кризиса эта ответственность только будет возрастать. Это связано с выходом правящей элиты на иные форматы взаимодействия, например, на дебаты с оппозицией [31]. А подобные форматы возникают и буду возникать, поскольку иного инструментария у власти в кризисный период просто нет, кроме чисто репрессивного, конечно.

Все это позволило Е. Гонтмахеру назвать В. Суркова Михаилом Сусловым наших дней [32]. И это то, что процитировали многие. Но по сути самое главное — это вывод в конце этой статьи в газете «Ведомости»: «Сформированная в новой России политическая система при всех ее изъянах не предполагает такой государственной функции, как главный идеолог страны. Нет у нас государственной должности с такими полномочиями. Происходит лишь продолжение советской практики безнаказанного манипулирования общественным сознанием и строительства политической системы на коленке. Во внутренней политике есть чем заняться, нужно всего лишь отказаться от непрофильной деятельности — идеологической обработки населения».

С. Белковский, продолжая эту тему в «Газете.ру», заявляется следующее [33]: «В конце 1990-х правящий класс перешел от первичного раздела советского наследства к защите результатов приватизации. Для достижения этой исторической цели нужно было устранить дефицит легитимности власти и добиться политической стабилизации, едва ли возможной при наличии открытой и свободной конкуренции в политике. Это, в свою очередь, требовало создания пропагандистских конструкций, которые убедили бы народ, что интересы правящего слоя тождественны национально-государственным интересам России и наоборот. И популярные в стране, особенно конце 1990-х национал-патриотические лозунги были просто приватизированы правящим классом, как раньше заводы и сырьевые месторождения. Вместо того, чтобы бороться с оппозицией на политико-идеологическом поле, было придумано совместить ее с властью в одном проекте, обильно сдобренном главной ценностью – деньгами. Подменив публичную политику и идеологическую борьбу системой симулякров. И оппозиция, утомленная долгими бесплодными годами идеологических битв и жаждущая вполне буржуазного отдохновения, с такой конструкцией спешно согласилась».

Мир политики выставил сегодня перед собой в качестве защитного поля мир коммуникаций. Пройти через этот лабиринт обычный человек уже не может. Он обязательно там заблудится, поскольку мир коммуникаций устроен по принципу универмага, где каждый может найти нужное ему значение, поэтому нет нужды идти до конца.

Литература

1.  Lakoff G. Don’t think of an elephant. Know your values and frame the debate. – White River Junction, 2004

2.  Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. – New York, 2006

3.  Lakoff G. Whose freedom? The battle over America’s mot important idea. –  New York, 2006

4.  Lakoff G. The political mind. Why you can’t understand 21st-century American politics with an 18th-century brain. – New York, 2008

5.  Kumar M.J. Managing the presidential message. The White House communication operations. – Baltimore, 2007

6.  Nelson W.D. Who speaks for the president? The White House press secretary from Cleveland to Clinton. – Syracuse, 1998

7.  Maltese J.A. Spin control. The White House Office of communications and the management of presidential news. – Chapel Hill — London, 1992

8.  Lees-Marshment J. The poltiical marketing revolution. Transforming the government of the UK. – Manchester — New York, 2004

9.  Lees-Marshment J. Political marketing and British political parties. The party’s just begun. – Manchester — New York, 2001

1. Political marketing. A comparative perspective. Ed. by D.G. Lilleker, J. Lees-Marshment. – Manchester — New York, 2005
2. Решетников М.М. Неочевидный образ будущего. Психотерапия в условиях мирового экономического кризиса. Интервью //www.psy.su/prof_society/interview/2240/
3. Иноземцев В. «Понятие экспертократии – сугубо наше» // kreml.org/opinions/209183163
4. Новая русская доктрина: пора расправить крылья. – М., 2009
5. Пресс-выпуск № 892 // wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/9770.html?no_cache=1&cHash=fcfd92e122
6. Ильинская О. ФСБ вербует агентов-«двойников» // www.utro.ru/articles/2005/02/16/408707.shtml
7. Крыштановская О.Б. Исследования российских элит // www.hse.ru/science/yassin/seminar_2003_10_01.pdf
8. Кузнецова Е.С. Путинская элита: модель «милитократии» Ольги Крыштановской // www.politanaliz.ru/articles_354.html
9. Крыштановская О. Путин: зеркало нации // www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2003/09/30/67090
10. Волков В. Трансформация российского государства после 2000 года // polit.ru/lectures/2009/04/02/estado.html
11. Крыштановская О. Российская элита на переходе // www.polit.ru/lectures/2008/07/31/rus_elita.html
12. Черкесов В. Мода на КГБ? Неведомственные размышления о профессии // www.kp.ru/daily/23433/35559/
13. Черкесов В. Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев // www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=812840
14. Камша В. Концептуальный Кургинян и опротестованный Кох // www.fontanka.ru/2002/03/11/62002/
15. Кургинян С. Ода конспирологии // www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=art&auth=10&theme=&id=2001
16. Скрынников Р.Г. Иван Грозный. – М., 1983
17. Усыскин Л. Без грозного царя в голове // polit.ru/analytics/2009/04/03/ivan.html
18. Кургинян С. Враг у ворот. По поводу проблем, поднятых в статье Виктора Черкесова // www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/07/727/21.html
19. Митинги против кризиса: потенциал массового политического участия // wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/11572.html?no_cache=1&cHash=45e63f666a
20. Збронжко И.В. Сценарий поведения России в газовом конфликте с Украиной // www.nirsi.ru/analitic/expmaterials/ru_ukr_gaz.pdf
21. Преображенский И. Кто главнее Суркова? // www.rosbalt.ru/2009/03/25/628739.html
22. Преображенский И. Единороссов учат «жечь глаголом» // www.rosbalt.ru/2009/04/17/634401.html
23. Гонтмахер Е. Переход на личности: идеология vs. политика // Ведомости. – 2009. –  11 марта
24. Белковский С. Менеджер по утилизации // www.gazeta.ru/comments/2009/03/19_a_2960582.shtml

1.2. ТЕЛЕПРОИЗВОДСТВО ТЕЛЕСЧАСТЬЯ КАК ЗАДАЧА КОММУНИКАТИВНОЙ ПОЛИТИКИ

Если мы посмотрим на российский (и не только) телеэкран, то следует признать, что оттуда просто автоматически вытекает необходимость самых сильных и мощных силовиков. Когда на телеэкране из 100 героев 57 связаны с преступлениями, возникает множество вопросов, решить которые способен только силовик. Д. Дондурей заявляет: «Мы должны говорить об элите, как производителе смыслов, контентов» (цит. по [1]). Но одновременно следует признать, что данный набор смыслов «заточен» под определенный тип устройства государства.  Д. Дондурей считает следующее «Это моделирование реальности. В культуре элита создает вторую реальность. Третья реальность – СМИ, которые делают третью реальность первой. Как этот контент согласуется с рыночными отношениями?».

Он приводит пример быстрого изменения ситуации с помощью телевидения [2]: «Если летом прошлого года 8%-12% россиян считали Грузию врагом России (этот тренд сохраняется около четырех лет), то на 6 день после ареста четырех офицеров ГРУ в Тбилиси, когда эти офицеры уже были выпущены, но телевизор еще «работал», все ведущие российские социологические службы – ВЦИОМ, ФОМ, «Левада-центр» и «Башкирова и партнеры» – получили данные, что от 35% до 44% граждан России считают Грузию врагом России номер один». А ведь на сегодня это уже старые данные, и Грузию после войны признают врагом гораздо больший объем граждан России.

Вот данные ВЦИОМ по Грузии за 2008 г., которые уже приближены к сегодняшнему дню [3]: «У каждого второго россиянина отношение к грузинам после событий в Южной Осетии изменилось в худшую сторону (51% опрошенных). Однако у 41% респондентов отношение к грузинскому народу осталось прежним, а у 2% оно даже улучшилось. При этом, если молодых людей в возрасте 18-24 лет, у которых отношение ухудшилось, – 54%, то уже в возрасте 25-34 лет – 48%. Также 52% 35-44летних и столько же респондентов преклонного возраста (60 лет и старше) изменили отношение к грузинам в худшую сторону».

Понятно, что это война, и реагирования на войну идет по более примитивным моделям, вписанным в сознание еще нашими предками. И тут особого выбора нет. Но вот вопрос с памятником в Эстонии уже является примером более управляемого воздействия телеэкрана на массовое сознание. Это уже телевидение сделало из переноса памятника войну между Россией и Эстонией.

Вот данные ВЦИОМ 2007 г. по Эстонии после соответствующего инцидента с перенесением памятника [4]: «Свыше половины россиян, 56%, отмечают, что их очень беспокоит сам факт удаления Мемориала советским солдатам из центра Таллинна. Чем старше респонденты, тем более характерен для них такой ответ (от 43% среди молодёжи 18-24 лет до 68% в группе опрошенных 60 лет и старше). У 29% респондентов это событие вызывает лёгкое беспокойство. И 14% указывают, что их это не волнует; причём доля таких ответов снижается с 25% среди 18-24-летних до 9% в группе «60+». Сильное беспокойство по этому поводу для сторонников «Справедливой России» и КПРФ более типично (73% и 66%), чем для избирателей «Единой России» и ЛДПР (59% и 53%)”. И далее: «К эстонским гражданам 42% опрошенных относятся в целом позитивно; хотя немало и тех, кто отзывается о них в целом негативно – 33%, и каждый четвёртый затрудняется выразить своё отношение. При этом к правительству Эстонии подавляющее большинство россиян, 80%, относится со знаком «минус». И только 5% – со знаком «плюс».

Подчеркнем еще раз все это реагирование в первую очередь на телевизионные новости, поскольку непосредственного знания о событиях у людей нет. Они — зрители. Новости активировали их систему ценностей, переведя их «душевное дыхание» в новый регистр. Зритель думает, что он реагирует на событие, хотя на самом деле он реагирует на телесобытие, которое выступает в роли усилителя одних характеристик и фильтра других. Модель этого воздействия тогда будет такой:

Событие

Телесобытие

Реагирование на телесобытие

Вот отражение «газового кризиса» между Украиной и Россией в глазах россиян [5]: «Подавляющее большинство россиян (90%) следили за ходом конфликта вокруг поставок российского газа на Украину, разразившегося накануне нового года – почти половина (47%) внимательно наблюдали за событиями, 43% кое-что слышали об этом. Лишь 9% сообщили, что не проявили интереса к этому конфликту. В 2006 году, во время «газового кризиса» в российско-украинских отношениях за событиями следили 85%, 14% не обратили на них внимания. Почти две трети россиян (63%) уверены: главную ответственность за «газовый кризис» несет украинская сторона (в 2006 году такого мнения придерживались 50%). Еще 17% высказывают мнение, что и та, и другая сторона ответственны в равной степени, 5% полагают, что виновата российская сторона (в 2006 году так считал каждый десятый – 10%), еще 5% – США, 1% – Евросоюз».

Яркой чертой такого телепредставления ситуации является очень четкая градация на «друг»/«враг». Именно этот более примитивный и первобытный параметр активирует самое современное средство коммуникации — телевидение. Именно это есть долгой стратегией, которую наполняет фактаж короткой стратегии, связанной с данным событием.

Д. Крылов ввел понятие этнических коротких и длинных стратегий. Причем  взаимозависимость их такова [6]: «Короткие стратегии выгодны их носителями при условии, что они окружены носителями длинных. Т.е. процесс их утраты это процесс перехода из выгодного в невыгодное положение. Это очевидно и это несомненно влияет на сохранение и совершенствование коротких стратегий. Они представляют собой оружие, единственное оружие, к тому же, в борьбе за ресурсы, и просто так от него человек не откажется».

Можно перечислять множество факторов, которые на сегодня вынесли телевидение на первое место в качестве средств, формирующих массовое сознание. Мы отметим только три из них:

–       массовость, нет более массового варианта, охватывающего множество аудитории,

–       развлекательность, что не вызывает сопротивления у массового сознания, которое само стремится к этому общению,

–       ежедневность и сериальность как свойства телевидения делают это общение системным, а не эпизодическим.

Если мы возьмем кино или интернет как близко стоящий коммуникативный инструментарий, то сразу увидим потерю массовости у интернета и потерю «домашности» у кино, поскольку оно требует похода в кинотеатр.

По данным ВЦИОМ 34% взрослых россиян не читают вообще [7].По данным Комкона структура чтения россиян такова [8]: на первом месте газеты (их читают 75,2% россиян), за ними следуют журналы (59,9%), художественная (58,7%) и учебная литература (44,8%). Глядя на цифры тех, кто вообще не читает, понимаешь, что это скорее желание, чем реальность.

Увидеть содержание, в котором нуждается массовое сознание, можно по типам книгам, которые покупаются. Вот данные Комкон 2002 г., представляющие ответ на вопрос «Какие книги вы покупаете?» [9]: детективы, приключения — 36,8%, учебники — 26,3%, профессиональные — 20,2%, детские — 19,4%, женские романы — 16,7%, словари, справочники — 15,6%, книги рецептов и советов по хозяйству — 12,2%, фэнтези — 11,6%, энциклопедии — 11,2%.

Содержание телевидения задает не информационную повестку дня, а информационную повестку жизни человека. Информационный день завтра закончится и придут новые темы. С этим работают новости. А вот жизнь требует системных и долгосрочных когнитивных конструкций. Их дают телесериалы. Условно эти два взгляда на жизнь можно обозначить как воссоздание реальности и воссоздание виртуальности. Но люди смотрят новости, чтобы увидеть там приметы виртуальности, а телесериалы — чтобы увидеть там приметы реальности.

Телевидение создает и усиливает матрицу ценностей массового сознания. Д. Дондурей подчеркивает [2]: «Ценностный климат тотально определяется телевидением, например, через 67 выпусков только криминальных информационных новостей в неделю, через 2000 игровых сериалов, на 90% посвященных криминальным отношениям, в год. Это, в частности, приводит к тому, что по ряду исследований конца прошлого года 62% экономических преступлений в нашей стране, а это порядка 600 тыс. случаев, были преступлениями против собственных предприятий. Руководители сливали информацию, работники брали взятки, занимались рейдерством и т.д.».

Телевидение порождает мир символических поступков, поскольку они функционируют либо как примеры для подражания, либо как примеры типического поведения, в любом случае находятся благодаря своему показу на уровне не просто поступков, а мета-поступков. Мета-поступки выступают в роли соответствующей «дорожной карты» поведения современного человека. Именно поэтому столь серьезно впитывают практически любые передачи дети. Перед ними оказываются правила жизни, порождаемые почти в бесконечном числе примеров.

И если раньше в советское время телевидение завышало это поведения, создавая более идеальные образцы, то сегодня, наоборот, телевидение с таким же успехом занижает нормы поведения, действуя по принципу, разрешено то, что не запрещено.

Д. Дондурей в подобного рода занижении увидел стимул для развития массовой культуры [10]: «Это один из сигналов мощной реабилитации массовой культуры. Ведь до этого художественное потребление было устроено таким образом, что миллионам вменялось в обязанность осваивать нечто для них интеллектуально недоступное. Кроме того, наши авторы, а значит, и общество, убеждены, что текущие процессы модернизации – неудачные, грубые, несправедливые. Наконец, все сейчас жаждут быстрого успеха. Публику, большие доходы хотят получить уже сегодня, а не через несколько лет. Поэтому нужно сделать такой продукт, который рассчитан на мгновенный эмоциональный эффект и работает за счет неких допингов. Массовая культура с ее интересом к бандитизму – это использование активных психологических пространств, где ты сразу же получаешь рейтинг, а с ним деньги, статусы, новые заказы. Бандитизм – скоростная и самая доступная схема объяснения того, как справиться с непростой интерпретацией реальности». И при ответе на другой вопрос звучит самое главное [10]: «Вы призваны создавать сложные, но при этом притягательные, я бы сказал, возбуждающие символические упаковки, с помощью которых сможете приучить публику к содержащимся внутри них способам восприятия, контекстам и смыслам». Кстати, и интервью это было названо символично — «Культура упаковок».

Телевидение дает право на ошибку, чего не было в прошлой системе. Наркоман, которого мы видим только на экране, а не в жизни, все равно становится элементом нашего жизненного опыта.  Мы ослабляем свою защиту, тем более это касается детей, получая информацию, которую никогда не могли до этого увидеть.

Можно привести следующую аналогию. Вьетнамская война оказалась губительной для США из-за телевидения: никогда ранее зритель не видел в таком прямом приближении войну. То, что до этого видел только военный человек, увидел зритель. Однотипная ситуация повторилась с первой чеченской войной, которая также оказалась проигранной из-за телевидения. И в том, и в другом случае «сдвиг» в мозгах происходил из-за внедрения иной позиции, иной точки зрения.

Государство пытается удержать нужную точку зрения не только с помощью новостей (короткие информационные стратегии), но и кино (долгие информационные стратегии). Последние призваны удерживать модель мира с четким делением на «друга»/«врага». Хеппи-энд не зря придуман именно для кино: ведь в долгих стратегиях модель мира может только усиливаться. В кратких в виде исключения она может иногда нарушаться.  Тогда есть возможность в  завтрашних новостях вернуть модели мира упорядоченность, найдя убежавшего судью-взяточника, который вчера попытался скрыться от правосудия.

Д. Дондурей говорит обо особом внимании государства к кино [11]: «Кино всегда было важнейшим инструментом государственной политики, идеологического наполнения. И, ну, в этом стесняться то нечего. Потому что кино ведь обращено к миллионам зрителей, телевизионное кино, в отличие от такого кино. Здесь заведомо многие миллионы людей. Поэтому внимание идет к тому, чтобы люди правильно воспринимали жизнь. Это можно сделать только через два формата, только через два. Это через телесериалы №1, и контролируя новостные форматы, новости два. Это то, что всегда попадает в топы, т.е. в самые смотрибельные передачи. Иногда их смотрит до половины всех телезрителей. Т.е. рейтинг, там еще есть такое понятие “доля”, когда среди всех, кто сидит в Москве и смотрит там 18 московских каналов, половина смотрит какой-нибудь выпуск новостей или какой-то сериал. Поэтому, а, как известно, народ ведь и партия едины, и в этом смысле создаются такие телесериалы, которые очень аккуратно, или менее аккуратно, они соответствуют установке дня. Поэтому здесь в том, о чем Вы говорите, очень много аспектов. Во-первых, телесериалы впрямую говорящие о патриотизме, любви к Родине, любви к государству, часто не отделяют. Любовь к государству это есть любовь к Родине, любовь к Родине это любовь к государству». И следующее концептуальное объяснение, почему смотрят именно это: «Номер 1 сериалы. Сериалы, как потребность в каких-то мифах, объясняющих жизнь. Невероятно, ничто близко кроме новостей в стрессовой ситуации, или кто-то умер, или война или т.д. Или специально там саммитом и т.д., сериалы выталкивают все, что угодно. Люди нуждаются в объясниловках. Ну, в таких, в мифологических, в сказочных»

Тут возникает два противоположных и не всегда связанных компонента. С одной стороны, мифологичность, а это отсылка не только на более глубинные слои, в том числе психики. но и более сложные слои. С другой стороны, массовое сознание требует простоты. В этом также есть определенный закон индустриального производства — протиражировать можно простой объект. К примеру, В. Дубицкая пишет о мелодраме [12, с. 132]: «Мелодрама проста. Ее смотрят — и рассказывают — как сказку: без подтекстов и рефлексии». при этом она приводит интересную статистику: 78% опрошенных кинематографистов считают мелодраму, наряду с комедией, любимым жанром зрителей, в то же время только 26% зрителей высказались таким образом.

Мелодрама объясняет бытовую реальность. И это очень мощный генератор образов. Ведь достаточно часто мы и политическую реальность мы пытаемся объяснять создавая виртуальные конструкции, опирающиеся на эти подходы, например, рассказывающую о любви президента.

Но что делать со сложной реальностью, тем более кризисного порядка? Эксперты выделяют три объяснительные схемы, которое использовало российское телевидения для объяснения реальности в случае гибели «Курска» [13, с. 233 — 234]:

–         объяснительная схема, опирающаяся на «традиционное» сознание,

–         объяснительная схема, опирающаяся на «современность» либерального Запада,

–         объяснительная схема постмодерна, которая не считает нужным заботиться о соотнесении с реальностью.

Было бы относительно плохо, если бы эти схемы продуцировались разными СМИ, но еще хуже, когда они одновременно присутствуют во всех СМИ. Тогда образуется более серьезный  результат, описываемый следующим образом [13, с. 234 – 235]: «В результате все эти схемы, конфликтуя — и по способам и языку предъявления образов реальности, и по оценочным суждениям и интерпретациям в отношении реальности, а также в отношении собственных и чужих образов (например, оппозиция и власть) – «не натягиваются» на реальность, рвутся в клочки, пестрят разнородными смысловыми «заплатами и дырами», отторгают друг друга и отторгаются сознанием».

Власть, контролируя «властное» содержание информационных потоков, однотипно хочет наполнять своей точкой зрения и невластное их содержание. Понятно, что только в  таком случае возникнет их «гармоническое» существование. Для этой цели оно «выпестовало» энное число неправительственных структур, правда, живущих на те же правительственные деньги. Такая технология позволяет не только удерживать информационную повестку дня, но и начинать новые инициативы, идущие как бы от экспертов и населения, которые власть может подхватить.

Перечисление таких центров возникает исключительно в негативных случаях. Вот один из них — сворачивание проектов в связи с узхудшением финансирования: «По столице ходят слухи о сворачивании проектов Институтом современного развития (ИНСОР), председателем попечительского совета которого является президент России Дмитрий Медведев. А близкий к кремлевской администрации Фонд эффективной политики (ФЭП) с осени прошлого года частично сократил персонал и сдал часть принадлежащих ему площадей субарендаторам. Экономить начали и Центр политконъюнктуры России (ЦПКР) Алексея Чеснакова, и Центр политтехнологий (ЦПТ) Игоря Бунина. Злые языки в связи с этим утверждают, что российское экспертное сообщество оказалось в условиях кризиса невостребованным, однако руководители самих «мозговых центров» говорят, что реальная ситуация — прямо противоположная» [14].

Такие центры продуцируют не только идеи для власти, что вполне естественно и нормально. Их представители не сходят с экранов телевизоров, что уже является технологией удержания нужной повестки дня на экране, поскольку зрители, уставшие от слов власти, по-иному реагируют на людей, которые выполняют роль как бы третейского судьи. Но когда судья одновременно получает взятку от одного из участников публичного процесса, то возникает совсем иной вариант беспристрастности.

Сегодняшний сложный мир потребовал множества новых защитных механизмов для власти. Одним из них стало разнообразное использование телевизионного пространства, которое стало удерживать доминирующую точку зрения в новых формах, где это доминирование проявляется не на первом, а на следующих шагах обработки этой информации мозгом. Пропаганда, и именно поэтому она вызывает отторжение, утверждает и удерживает такое доминирование напрямую..

Литература

1. Курбанов Р. Элита 2020. Версия 2.0 // russ.ru/pole/Elita-2020.-Versiya-2.0
2. Дондурей Д. Современное российское телевидение наносит колоссальный ущерб экономике // www.sibai.ru/content/view/837/965/
3. Пресс-выпуск № 1034 // wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/10604.html?no_cache=1&cHash=10738bbe57
4. Пресс-выпуск № 728 // wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/8496.html?no_cache=1&cHash=ec5f659e51
5. Пресс-выпуск № 1138 // wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/11245.html?no_cache=1&cHash=66bf61ec48
6. Крылов Д. Откуда берутся короткие стратегии или привет от родо-племенного строя // www.apn.ru/column/article21505.htm
7. Чудинова В.П. Поддержка детского чтения — наша общая задача // www.rusreadorg.ru/issues/chudinova/1.htm
8. Читать подано // www.comcon-2.ru/default.asp?artID=1255
9. Мусвик В., Фенько А. Прочитать и забыть // Коммерсант – Власть. – 2002. – 30 июля
10. Дондурей Д. Культура упаковок // xz.gif.ru/numbers/53/dondurey/
11. Телесериалы как отражение государственной политики // www.echo.msk.ru/programs/box/45054/
12. Дубицкая В. Телевидение. Мифотехнологии в электронных средствах массовой информации. – М., 1998
13. Россия: стратегия достоинства. Под ред. С.Е. Кургиняна, А.П. Ситникова. – М., 2001
14. Преображенский И. «Мозговые центры» под замком // www.rosbalt.ru/2009/04/10/632818.html

1.3. ПОСТСОВЕТСКИЕ ИНФОРМАЦИОННЫЕ ПОТОКИ

Постсоветское информационное пространство живет по своим законам, выстраивая свои собственные приоритеты и интерес к конкретно своей тематике. Здесь несомненно лидерство России в телевизионном порождении информационной и виртуальной реальности, несущей свои приоритеты. Она обладает более мощными и более дифференцированными масс медиа, способными донести ее точку зрения в каждый элемент постсоветского пространства. Не менее значима и способность вызвать реагирование на это сообщение, когда оно становится элементом той или иной информационной кампании.

Даже если этот мессидж не пройдет в прямом виде, он обязательно возникнет в опосредованном виде как реагирование на первичную коммуникацию. при этом вторичные коммуникации всегда имеют даже больший уровень эффективности, поскольку они являются отбором более воздействующего на объект содержания,  препарированного под его интересы.

ТИПЫ КОММУНИКАЦИИ
Первичные информационные потоки	Направлены на массовое сознание
Вторичные информационные потоки	Направлены на индивидуальное сознание

Когда мы пересказываем кому-то услышанное, то есть осуществляем вторичную коммуникацию, то мы пересказываем из первичного потока не все, а то, что представляет интерес для слушателя. При пересказе мы даже усиливаем то, что было недостаточно выявленным в первичном сообщении, зато представляет интерес для получателя информации

Как правило, под такой пересказ подпадает либо сверхположительное. либо сверхотрицательное сообщение. Россия порождает большой объем отрицательной информации об Украине, иногда начиная этим негативом свои теленовости. То есть доказательство «плохости» Украины является топ-новостью дня. Та же ситуация представлена и в газетах. Это требует объяснения и понимания, поскольку такая ситуация характеризует практически каждую из постсоветских стран, даже Беларусь не является исключением, хотя бы по представленности А. Лукашенко в окарикатуренном виде.

Одновременно Россия является главным модератором постсоветского информационного и виртуального пространств, что вызвано следующими факторами:

–       более высокий уровень экономики,

–       энергозависимость от российских носителей,

–       более мощные по объемам выпускаемого продукта информационные и виртуальные «машины» (теле- и киностудии),

–       российские СМИ работают на сопредельных территориях, чего нет в обратную сторону,

–       владение русским языком на сопредельных территориях, что облегчает восприятие и поддерживает общую картину мира во многих аспектах.

В результате складывается ситуация, когда такой мощный коммуникативный аппарат порождает объединяющие смыслы на уровне культуры, но разъединяющие смыслы на уровне текущей политики. Эта парадоксальность несовпадения двух потоков информационно-культурного и информационно-политического создает постоянное напряжение на постсоветской территории.

ОСОБЕННОСТИ ТРАНСЛЯЦИИ РОССИЙСКИХ СМЫСЛОВ
Информационно-культурные смыслы	Цель: объединения
Информационно-политические смыслы	Цель: отторжение

Тут следует сделать примечание, что эта модель в меньшей степени касается стран Балтии из-за их вхождения в иное политическое объединение и большую защищенность от внешнего влияния  за счет языкового фильтра.

Постсоветское пространство стало сегодня опасно конкурентным не только в экономическом, но и в политическом поле. Везде, где есть конкуренция, будет возникать борьба, которая может быть скрытой или открытой. 2009 год знаменует начало перехода скрытых конфликтов в открытые, хотя реально все началось еще в 2008 г.

Начинает порождаться другой тип поведения, который вводит в действие эскалационную модель, по которой каждое последующее действие является более сильной реакцией на действия другой стороны. Все это переводит модель взаимоотношений на постсоветском пространстве на другой уровень конфронтационности почти автоматически:

ПРИМЕРЫ КОНФЛИКТОВ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Скрытые	Открытые
Борьба против вступления в НАТО Поддержка кандидатов в президенты	Российско-украинский газовый конфликт Российско-грузинский военный конфликт

Констатация эскалационной модели как базовой для постсоветского пространства видна во множестве порождаемых сегодня анализов. Например, Т. Гомор из Французского института международных отношений говорит следующее [1]: «Во Франции произошел настоящий переломный момент, который связан с январским газовым кризисом. И Президент Виктор Ющенко, и премьер-министр Юлия Тимошенко серьезно испортили репутацию и доверие к себе».

С. Пайфер выпустил под эгидой Совета по международным делам шестидесятистраничный доклад «Предотвращение кризиса в Украине» [2]. В нем он подчеркивает, что после августовского российско-грузинского конфликта Киеву придется иметь дело с более агрессивной российской политикой. Руководитель Stratfor’а Дж. Фридман прогнозирует в Украине в ближайшее время приход к власти пророссийского руководства [3].

И хотя мы в основном обращаем внимание на давление со стороны России, точно такое же давление испытывает и сама Россия со стороны более сильных игроков. Как пишет С. Переслегин [4]: «На стратегическом уровне рассмотрения Россия находится под мощным социокультурным, экономическим, политическим, правовом, языковом и смысловом давлении со стороны ЕС (и шире Евро-Атлантического блока). В современном мире большинство конфликтов проходит в информационной, а не физической области, следовательно. можно интерпретировать это давление как форму неявной агрессии и поставить вопрос о поведении России в условиях «новой холодной войны». Главным театром этой войны станет, по-видимому, российский Северо-запад, что обусловлено рядом географических и исторических факторов. Зона напряжения концентрируется вокруг Балтии: значение этого региона в стратегических планах сторон огромно».

То есть Россия с одной стороны осуществляет давление на сопредельные территории, с другой, и сама находится под серьезным давлением со стороны Запада.

Запад

Россия

Постсоветское пространство

При этом Россия не только осуществляет давление на постсоветское пространство, но и сама испытывает давление, идущее оттуда.

Постсоветское экономическое пространство также не должно сбрасываться со счетов, поскольку оно является полем экономической войны. Советский вариант смягчения отношения и выравнивания неравномерного развития канул в лету. Новая реальность заставляет выкарабкиваться всех самостоятельно. Например, для Киргизии следующие цифры характеризуют постсоветское развитие [5]: «После распада СССР Кыргызстан лишился бюджетной поддержки, которая в советский период составляла почти 13% ВВП, были утрачены косвенные трансферты  через субсидированные цены на энергоресурсы, значительно снизились доходы от налогов, что было связано с резким спадом промышленного производства. Снизились социальные расходы и бюджетные трансферты для предприятий и сельскому хозяйству».

Россия при этом порождает такие тексты по планированию своего влияния в Украине, которые лишь относительно возможны в академической среде, поскольку задачи такого рода там не стоят. Например, на апн.ру [6]: «Региональная спецификация информационно-пропагандистских воздействий в случае Украины означает: А) для Центра и Киева – акцент на тяжелое экономическое положение, пользу восстановления экономических связей с Россией, критику власти, минимум политики и «пророссийскости»; Б) для Юга и Востока – акцент на экономику, традиционную «пророссийскость», культурно-историческое единство; В) для Запада (прежде всего Галичины) – противопоставление Киеву как источнику бед и неэффективного управления, пропаганда «европейского выбора Галичины», «особого статуса региона в рамках Украины». В итоге региональные «сети влияния» помогут России постепенно восстановить свое политическое, экономическое и информационно-пропагандистское влияние на Украине, включив ее значительную часть в сферу своих интересов за счет гибких и адаптивных технологий. Проект «пророссийской Украины» обретет политическое будущее, дав России масштабное поле для расширения своего влияния в этой пока еще столь близкой стране».

Кстати, исходный посыл, из которого исходят авторы звучит вообще сверхкатегорично: «Мы полагаем, что проект «Украина» на сегодняшний день исчерпал себя политически, экономически и культурно-идеологически, сделав невозможным сохранение единой страны в управляемом виде в существующих границах».

И это при том, что сама Россия стоит перед серьезными внешними дилеммами, предопределяющими внутреннее развитие в зависимости от взаимоотношений с внешним миром [7, с. 8 — 10]:

–       вариант 1: сотрудничать, а затем ассоциироваться с «сообществом демократии»,

–       вариант 2: реализовать позицию, сходную с китайской: не провоцировать ведущие демократические государства, но и ограничивать области сотрудничества с ними,

–       вариант 3: вступить в конфронтацию с Западом.

Эту ситуацию скорее можно трактовать как то, что России хочется, вероятно, быть участником одной ситуации, но ее нынешние возможности заставляют ее находиться на другом уровне. То есть желаемое и действительное вступают в противоречие.

Одновременно хотелось бы обратить внимание на те характеристики русской политической культуры, которые активно транслируются как внутри, так и вовне. Однако лучше бы этого не было, поскольку они затрудняют процессы развития, направляя их по более простому пути. Создается гораздо более упрощенный объект, который не соответствует все более усложняющейся среде, в которой мы живем. Мы возьмем только три такие характеристики.

Первая – это постоянное присоединение к глобальным смыслам, но чужого порядка. Яркий пример, который можно рассматривать и как определенная модель: Александр Первый приходит во власть и с ним приходят английские советники, которые в результате своей работы останавливают мощное французское влияние, создавая английское. То есть немецкие, английские, французские глобальные смыслы постоянно сменяют друг друга, но столь же постоянно и всегда они есть. Россия не порождает своих собственных глобальных смыслов. Как следствие, имеется определенное падение к ней интереса, поскольку виртуальное пространство управляется другими импульсами.

Это типичная ситуация чужого зонтика. Причем интересно, что всегда существовало противодействие: в дореволюционной России – религиозное, в советской – идеологическое. Порождалась достаточно активная борьба с чужим, но оно входило через те уровни. где эта борьба была меньше. В результате роль чужого в каждый период, включая сегодняшний, достаточно велика.

С чем это может быть связано? Причем мы видим зависимость двойственного порядка: и отталкивание, и притяжение. Причем притяжение может быть как официальное, так и неофициальное, как в более жесткие моменты противостояния советского времени. Но оно все равно есть.

Тут один ответ – это ненайденная самодостаточность, определенная комплементарность, которая все время требует дополнения. Соответственно, постсоветские страны берут эту черту в еще более сильной форме.

Вторая характеристика состоит в отсутствии стратегического мышления. Любой взгляд за пределы 2-3 лет редкость, проекты пятнадцатилетнего цикла отсутствуют и не рассматриваются. Наверное, впервые сейчас принялись обсуждать благодаря журналу ‘Эксперт’ и переводу издательства Европа мир 2020 года. Но при этом оказалось потерянным, на наш взгляд, самое важное. Национальный совет по разведке (США) прежде, чем дойти до этого текста провел большой объем семинаров, где отрабатывал методологию и инструментарий. Вот это представляет интерес, а сам конечный результат в виде данного перевода даже не столь важен. Его как угодно можно критиковать, поскольку ты не находишься внутри данного инструментария.

Конечно, объем тактических проблем в постсоветских странах гораздо больший, чем на Западе. Но, возможно, он потому и больше, что не работает стратегическая составляющая, по поводу которой только-только начинается чисто теоретическое понимание.

И это не связано с ресурсной поддержкой. Гораздо более меньшая Финляндия, например, четко заявила, что в 2010 году (и это время уже приблизилось) она будет одной из трех самых процветающих стран мира. Или такой пример. министерство обороны Великобритании хорошо просчитало структуру безопасности мира для 2035 года.

Третья характеристика – слабость в управлении там, где нет подчинения в старом смысле, где присутствует асинхронность. Это есть и внутри страны. поскольку изменились реалии, приказы никто особенно не слушает, особенно избиратели. И этого нет по направлениям вне страны. А систем управления выстроена так, чтобы каждый приказ выполнялся. Она более слабо контролирует выполнение своих приказов, чем саму их отдачу.

Какой ответ может дать русская политическая культура на современное состояние? В чем новизна этого состояния, которое затрудняет реальное функционирование. Можно назвать следующие ограничивающие возможности характеристики этой новой ситуации:

–        новая ситуация,

–        дефицит ресурса,

–        внешнее (или полувнешнее) поле,

–        внутренние проблемы,

–                ускоряющийся разрыв.

Русская политическая культура живет и вырастает в системе жесткой синхронизации всех составных частей государства. И сегодня многие российские явления как позитивного, так и негативного толка лежат в этой же схеме достижения синхронности любыми способами. Я имею в виду, в первую очередь, создание и удержание вертикали власти.

Сегодня ситуация оказалась совершенно новой. Возникло энное число асинхронных систем в постсоветских государствах. Эта асинхронность проявляется на политическом, экономическом и гуманитарном (информационном + культурном) уровнях.

Эта асинхронность существенным образом поддерживается и удерживается, причем как в случае декларируемого сближения (Беларусь), так и в ситуации декларируемого отдаления (Украина).

Эти асинхронные системы естественным образом вступают в конфликты, что реализуется даже без особого на то желания, так и, естественно, при наличии такого желания.

Управление такими более сложными системами требует от системы, которая пытается создать такое управление, большей степени разнообразия. Так гласит закон Бира. В роли управляющего элемента может выступить любая из стран большой системы, которая сможет обеспечить это большее разнообразие.

Результаты взаимодействия стран дают нам конфликты, общие конструкции (бизнес сближения, например), определенные переносы гуманитарных ценностей, от которых эти страны иногда защищаются, ощущая определенного рода опасность.

Политики пытаются упростить ситуацию, создавая более комфортное для себя поле управления. Они пытаются поломать сложность, выйдя на простые линейные схемы. И чем дальше, тем реже это будет удаваться. Наоборот, надо учиться играть в сложных нелинейных конструкциях, когда многофакторность является нормой, а не исключением.

Холодная война ‘игралась’ не на поле боя, а на поле массовой культуры. Насколько сложнее выстроить подобный тип управления через мягкий инструментарий, чем через инструментарий жесткого порядка. И тут нужны первые две характеристики, к примеру. Это долгосрочный проект, значит, есть стратегическая составляющая. И это должен быть выстроен национально-ментальный проект, отвечающий скрытым глубинным интересам своего народа. Нам представляется, что разговор о ‘суверенной демократии’ для России [8 – 9] не в описательном, а в практическом применении возможен только с учетом коррекции трех вышеназванных характеристик.

При этом феномен России состоит еще и в том, что в мире никто не может понять дуумвират Медеведев – Путин. Как важную новость СМИ подают то, что Медведев, например, обогнал Путина по числу упоминаний [10]: по данным исследования, со 2 по 8 июня 2008 г. Медведеву на Первом канале, РТР, НТВ и РЕН-ТВ было посвящено 272 сообщения, Путину – 110. Это удивление журналистов как раз и отражает неясность созданной властной конфигурации.

А. Ослон, руководитель Фонда общественного мнения, говорит с позиции уже февраля 2009 следующее [11]: «Отношение к Путину по-прежнему лучше, чем отношение к Медведеву. Положительное отношение к президенту связано с тем, что он соратник Путина, и с самим президентским статусом. Кроме того, он не вызывает никакого отторжения, являясь органичной частью некой целостности под названием высшая государственная власть. Правительство с приходом Путина оказалось в его тени, стало ассоциироваться с его фигурой. И отношение к этому институту улучшилось. Партия ассоциировалась и ассоциируется с этими же героями. Дума ассоциируется с лидерами государства слабее, поэтому отношение к ней традиционно хуже. Механизм отношения к региональному уровню власти совсем другой, он основан на оценке конкретных дел”.

Приведем теперь данные о самых медийных персонах и событиях 2008 г.. Они наиболее частотно были представлены в ведущих российских СМИ [12]:

ТОП-3 САМЫХ УПОМИНАЕМЫХ ПЕРСОН В 2008 ГОДУ

Место	Объект	Кол-во публикаций СМИ
1	ПУТИН Владимир Владимирович	348494
2	МЕДВЕДЕВ Дмитрий Анатольевич	339032
3	ЮЩЕНКО Виктор	174035

ТЩП-3 САМЫХ УПОМИНАЕМЫХ СТРАН В 2008 ГОДУ

Место	Объект	Кол-во публикаций СМИ
1	США	1047558
2	Украина	820162
3	Великобритания	367777

Этот вроде бы красивый результат сразу меняется, когда начинают учитывать позитивность/негативность упоминаний:

ТОП-3 САМЫХ НЕГАТИВНО УПОМИНАЕМЫХ ПЕРСОН В 2008 ГОДУ

Место	Объект	Кол-во публикаций СМИ
1	Михаил СААКАШВИЛИ	7670
2	Виктор ЮЩЕНКО	5460
3	Джордж БУШ-младший	3272

Поэтому понятным становится и следующий рейтинг:

ТОП-3 САМЫХ ЦИТИРУЕМЫХ ПЕРСОН В 2008 ГОДУ

Место	Объект	Кол-во публикаций СМИ
1	МЕДВЕДЕВ Дмитрий Анатольевич	98268
2	ПУТИН Владимир Владимирович	78443
3	ЮЩЕНКО Виктор	44404

Газовая война между Украиной и Россией также оказалась центре притяжения многих сил, что можно увидеть по тому, что Газпром возглавляет список упоминаемости в России:

ТОП-3 САМЫХ УПОМИНАЕМЫХ КОМПАНИИ В 2008 ГОДУ

Место	Объект	Кол-во публикаций СМИ
1	ГАЗПРОМ	188694
2	СБЕРБАНК России	112377
3	НК ЛУКОЙЛ	83513

Топ-40 глав регионов России в январе 2009 дал следующие фамилии во главе списка [13]: Ю. Лужков (Москва), В. Матвиенко (Санкт-Петербург),  Кадыров Р. (Чеченская респ.), Евкуров Ю.-Б. (Ингушетия, респ.), Белых Н. (Кировская обл.), Громов Б. (Московская обл.), Бердников А. (Алтай, респ.), Россель Э. (Свердловская обл.), Сумин П. (Челябинская обл.), Дарькин С. (Приморский край).  Эти цифры также важны, поскольку косвенно отражают статус региональных элит.

Рейтинг российских научно-аналитических центров нам встретился только за 2005 г. Исходя из него первыми в списке стоят следующие группы [14]: «Левада-центр», ВЦИОМ, РОМИР, Фонд «Общественное мнение», Центр политических технологий, Московский центр Карнеги, Фонд «Политика», Фонд «ИНДЕМ», Центр исследований политической культуры России, Горбачев-фонд, Экспериментальный творческий центр. при этом понятно, что социологи всегда будут в числе лидеров, поскольку их материалы исходно интересны для СМИ.

Если общественное мнение не столь важно для определения рейтинга научно-аналитических центров, то в вопросах политики оно является определяющим.  Итоги газового конфликта дали следующие результаты по опросам ФОМ. Динамика изменения плохого отношения к Украине выглядела следующим образом [15]. Хорошо относились к Украине:

– 20-21 октября 2001 – 53%,

– 31 июля – 1 августа 2004 – 57%,

– 17- 18 января 2009 – 30%.

– 24 – 25 января 2009 – 29%.

Плохо относились к Украине:

– 20-21 октября 2001 – 17%,

– 31 июля – 1 августа 2004 – 8%,

– 17- 18 января 2009 – 33%.

– 24 – 25 января 2009 – 30%.

А вот ответ на вопрос, кто выиграл по итогам газового конфликта, дал парадоксальные результаты:

–       Россия – 19%,

–       Украина – 27%,

–       обе страны – 11%,

–       ни одна из стран – 22%,

–       затрудняюсь ответить – 21%.

Информационные потоки постсоветского пространства остаются единственными реальными объектами, на которых сегодня выстраивается знание о других, поскольку резко уменьшились поездки в другие страны. Уход от советской системы блокировки негатива привел к расцвету шуток и анекдотов на этнические темы, который идет с экрана телевизора, что не может сопровождаться положительной реакцией тех, кто подпадает под такой вроде бы невинный обстрел.

Косвенно объем шуток и анекдотов на эстонскую тему отражает определенное отношение, которое могло быть и в советское время. Это бытовой уровень. Но прямо и на публичном уровне это можно увидеть после освещения ситуации с переносом памятника в Эстонии. Ответы на вопросы дали следующие результаты [16]:

-72% осуждают перенос памятника, 2% – одобряют,

-54% считают, что Россия должна применить санкции к Эстонии, 20% – не должна.

Возросло и количество тех, кто стал рассматривать Эстонию как недружественное государство:

-19-20 марта 2005 — 61%,

-5-6 мая 2007 — 74%.

Соответственно, упало число тех, кто считает Эстонию дружественным государством: с 14% до 10%.

Все это тяжелые цифры. Но они вдвойне тяжелые, потому что управляемые. Постсоветское пространство избрало для своего поведения конфронтационную модель как более легкую для исполнения и более соответствующую психологическим ожиданиям.

Россияне пришли также к следующим рекомендациям по исправлению ситуации в информационном пространстве [17, с. 51]:

–       не следует отвечать на единственную негативную публикацию серией позитивных, поскольку это может привлечь внимание аудитории,

–       на серию негативных публикаций на одну тему следует ответить аналогичной по объему серией позитивных публикаций,

–       планируйте в своей информационной кампании такое соотношение, при котором число позитивных публикаций будет меньше числа нейтральных.

Правда, для выполнения этих условий надо иметь доступ на информационный рынок России, если речь идет о межгосударственных отношениях, чего на данный момент нет ни у одной постсоветской страны.

Содержание того, о чем можно и нужно говорить, проступает в рамках социологических опросов группы ЦИРКОН, которая делает их в постсоветских странах. И. Задорин перечисляет определенные параметры интересности [18]: «Мы задавали довольно много занудных, на первый взгляд, вопросов: чем вам интересен Азербайджан? Чем вам интересна Армения? И так в каждой стране из тринадцати. При этом критерий «интересности» складывался из восьми позиций. Интерес к природе, географии. Затем к истории, памятникам, достопримечательностям. К национальной кухне, народной культуре, танцам, обычаям. К сферам высокого искусства: литературе, кино, музыке, спорту. Для примера рассмотрим, чем гражданам СНГ интересна Украина. Применительно к Украине респонденты чаще всего говорят, что им интереса природа, история, народная культура, и в гораздо меньшей степени в качестве интересной области называют литературу, кино, музыку»

Тут совершенно четко вычленены интересы одних стран постсоветского по отношению к другим. Причем они скорее направлены в прошлое, то есть в то, что уже было известно по прошлой советской жизни. Вероятно, что за блоком «прошлое» может последовать и блок «настоящее», а пока информация требуется на более простом уровне, который всегда будет более частотен по запросам.

При этом в этом наборе стран Россия стоит особняком. У нее оказался свой набор тем [18]: «Интерес к России затрагивает как раз те области, которые не вызывают особого интереса, если речь идет о других государствах СНГ. Чаще всего среди вызывающих интерес сфер жизни в России респонденты называли кино, театр, музыку. Чаще, чем народную культуру или национальную кухню. Россия – единственная страна из 14 постсоветских государств, чей профиль интересности принципиально отличен от других. Поэтому политика России по продвижению своей культуры в ближнем зарубежье должна строиться на иных принципах, отличных от культурной политики Украины или Азербайджана».

Такая социология уже имеет прошлый опыт, который позволяет делать некоторые сопоставления. Об истории создания этих опросов см. [19]. Последний вариант опроса [20] по таким странам, как Латвия, Литва, Эстония и Украина см. в приложении к данной главе.

Динамику отношений россиян к Украине отражает следующая таблица из исследований Левада-центра [21]:

КАК ВЫ В ЦЕЛОМ ОТНОСИТЕСЬ СЕЙЧАС К УКРАИНЕ?

	июл.01	окт.02	июл.03	фев.04	мар.05	мар.06	мар.07	мар.08	мар.09
очень хорошо / в основном хорошо	71	64	78	67	71	53	58	55	41
в основном плохо / очень плохо	23	27	17	25	22	37	32	33	49
затрудняюсь ответить	6	9	5	7	8	10	11	13	9

Вот такой же вариант отношений россиян к Грузии:

КАК ВЫ В ЦЕЛОМ ОТНОСИТЕСЬ СЕЙЧАС К ГРУЗИИ?

	окт.01	окт.02	июл.03	фев.04	авг.05	май.06	мар.07	май.08	мар.09
очень хорошо / в основном хорошо	47	39	53	54	44	36	39	36	29
в основном плохо / очень плохо	40	51	41	36	43	52	48	53	60
затрудняюсь ответить	13	10	6	10	13	12	13	12	11

На март 2009 г. очень плохо относились к Грузии 60% россиян, а очень плохо относились к Украине — 49%. И в том, и в другом случае — большинство. Так что дружба народов как феномен советского времени приказала долго жить.

Вряд ли такой результат следует признать позитивом для российской внешней политики, поскольку он отражает реальность конфликтных отношений на постсоветском пространстве. Одной из ее причин следует признать вывод, сформулированный в докладе Института национальной стратегии [22]: «Главной проблемой российской внешней политики является ее затянувшееся отсутствие. Т.е. отсутствие системы общенациональных целей и сопоставленных им средств, которая была бы соразмерна историческому и геополитическому масштабу нашей страны».  Так что, вероятно, не следует винить в ухудшившихся отношениях только соседей.

Россия теряет и многие внутренние достижения. Так, Е. Гонтмахер подчеркивает такой факт [23]: «Половина работающего населения не ходит к врачу. В том числе те, кто нуждается. Потому что либо нет денег, либо неохота стоять в очередях. Факт вопиющий. Получается, что дело не только в доходах. А в том, что больше половины нашего населения отрезано от современных благ: качественная медицинская помощь, качественное образование, в том числе школьное”.

Такого рода отклонения с неизбежностью отражают неадекватность и многих других параметров, которые более заметны. Этого просто не должно быть в государстве, которое считает себя сильным и современным.

На постсоветском пространстве единообразно «убит» еще один общий параметр — целеполагание стратегического уровня. Время тактического выживания растянулось настолько надолго, что мысли о послезавтрашнем дне отошли на далекий второй план. Вероятно, и развернувшийся экономический кризис во всем мире выбьет и множество других стран из порождения своих стратегических целей.

На сегодня отсутствует адекватный стратегический ресурс власти — вариант русского (украинского и т.д.) РЭНДа. Как пишут по поводу одного из таких неформальных объединений этого профиля [24]: «Мозговые тресты появились по всему миру после Второй мировой войны. СССР обходился без таковых, поскольку у той страны была идеология, стратегия и цели. Когда рухнула идеология, она погребла под собой все — и смыслы, и цели, и ресурсы существования. Нынешняя власть боится идеологии как огня. Но если она не желает распада, то ей придется осваивать стратегию захвата будущего”. Кстати, и будущую войну они задают как войну смыслов.

Но РЭНДы не имеют смысла и не могут выполнить свою функцию без адекватных государственных заказов. Работа в пространство не только не имеет смысла по своей эффективности, но и не стимулирует работающих. Уровень задач, наоборот, поднимает работающих все выше и выше. Когда власть сможет ставить адекватные задачи, она быстро получит ответы. Когда власть безмолвствует, развитие идет так, как оно выстраивается сегодня.

Отсутствие видения будущего является существенным недостатком современной власти. Победу в ней одержали тактические задачи над задачами стратегическими. При этом интересно то, что академическая среда готова дать определенную помощь в этому направлении, но и здесь все еще сохраняется  советское отделение науки от государства, подобное отделению церкви от государства, поскольку власть не видит в науке реального помощника в своих действиях.

Все это позволяет современным исследователям быть предельно беспощадными по отношению к своей власти [25]: «Для нынешней российской власти характерна принципиальная беспроектность, не только полное игнорирование реальной картины происходящего, но и пренебрежение языком и стилем. Власть не имеет не только четкой и системно разработанной идеологии, но, что еще страшнее – ни языка, ни стиля, ограничиваясь использованием лишь ничего не выражающих клише какого-то расплывчатого “патриотизма вообще”, “державности вообще” и т.д., вырванных из реального контекста исторической традиции, исторического созидания и превращенных во вполне условные и мало что значащие ярлыки».

Реально власть строит свою коммуникационную политику на приватизации определенных смыслов. В результате все, кто начинает говорить на эту же тему, автоматически выступают в роли защитников власти, даже если они не имеют такого желания. Власть, обладая в своем распоряжении более сильными «генераторами смыслов», легко может осуществлять любые операции по их приватизации.

Можно приватизировать любой смысл. Но сложнее удержать системную картину мира, где эти смыслы не будут вступать в противоречие друг с другом и с действительностью. О последнем власть часто вообще забывает, порождая системную модель мира, но такую, которая лишь относительно соответствует действительности.

Вот мнение С. Глазьева с коллегой практически по этому же поводу [26]: «Утрата связности мышления – процесс самоускоряющийся. С начала 90-х годов масштабы психических расстройств выросли в 12 раз. Эта угроза фундаментальна, она требует большой программы по реабилитации общества, а до ее завершения – чрезвычайных «точечных» программ по созданию «очагов обороны». Политическая система, наспех скроенная под интересы ельцинской хунты, силой захватившей власть в 1993 году, неадекватна ни системе угроз для России, ни типу российского общества, ни происходящим в мире изменениям. Партия власти не выработала ни языка, способного описать реальность, ни объяснительных моделей, ни внятного образа будущего. И оппозиция не сумела создать интеллектуальную лабораторию, в которой была бы выработана матрица для большого общественного диалога”.

При этом нарастает набор серьезных противоречий, который будет усиливать дестабилизационные процессы на постсоветском пространстве. Для России таким вариантом слабого звена становится клановость [27]: «Клановая структура России до сих пор господствует над политической. Взорвав изнутри КПСС, кланы захватили в свои руки собственность и, использовав ситуацию хаоса и растерянности 1990-х, пробили себе путь к региональной власти». Клановость опасна тем, что она лоббирует те или иные политические или экономические решения, исходя из своих, а не общенациональных интересов.

Следует признать и то, что на прошлых этапах развития кланы как раз служили теми ограничителями, которые не давали дестабилизационным процессам поднять голову. Но дальнейшее развитие, видимо, станет невозможным именно в таком режиме, когда доминирующим компонентом при принятии стратегических решений было не государство.

И в целом постсоветское пространство вступает в сложный период, что отразится не только на экономике, но и на политике, поскольку слабые звенья будут выдавлены и из экономики, и из политики. Они существовали и развивались до этого в более благоприятной для себя остановке. Смена среды лишит их такого рода поддержки.

Постсоветские страны переходят в новое состояние. Новый этап их функционирования позволяет увидеть отнюдь не радостные перспективы [28]: «Политические системы на постсоветском пространстве пока сохраняют устойчивость, но, увы, ситуация непредсказуемости приближается для большинства из них. И в то же время следует признать, что радикальные изменения политической системы в период кризиса могут привести к краху не только политический режим, но и весь социум».

Эта внутренняя неустойчивость сопровождается усилением внешних воздействий, с которыми теперь не так легко будет справляться постсоветским странам, подпавшим под каток международного экономического кризиса. Скорость принятия решений должна все время увеличиваться. к чему эти страны оказались неподготовленными.

Внутренний кризис провоцирует усиление политических и информационных войн внутри страны. А. Кашпур заявляет об украинской ситуации [29]: «Сегодня фактически в каждом номере печатного или интернет-издания имеется материал, являющийся фрагментом той или иной информационной войны. Наше языковое, культурное и интеллектуальное пространство — объект агрессии. Мы живем в оккупированном государстве, где продаются чужие товары с иностранными названиями, смотрят чужие фильмы и правят чужие ценности и смыслы. Приспосабливаемся под оккупационный режим, цель которого — ослабить нашу страну и сделать ее информационной колонией. Но это опять-таки на геополитическом, страновом уровне”

К кризисной ситуации российская модель оказывается более подготовленной, поскольку она исходно была выстроена в более управляемой, если не сказать милитаризированной форме. О. Крыштановская вообще называет режим Путина «либеральной милитократией», часто обращаясь к этой тематике. Она пишет [30, с. 177]: «Неавторитаризм путинской милитократии сосуществует с плюрализмом мнений и частной собственностью. Демократические институты и свободы формально сохраняются, но федеральная власть чувствует себя все увереннее: исход согласительных процедур почти всегда заведомо известен, а итоги выборов прогнозируемы».

Социологи отмечают то, что российские президент и премьер являются символическими фигурами. По этой причине нет особой связи между их рейтингами и реальным положением дел, что несомненно весьма хорошо для президента и премьера [31]: «Медведев воспринимается как дублер Путина. Большинство считает, что он «продолжает политику Путина». Около половины говорят, что власть в России принадлежит обоим, но треть полагает, что Путин – главный. Доверие к Путину по-прежнему выше. Во многом это связано с тем, что люди не видят ему альтернативы. К тому же главными причинами и виновниками кризиса в публичном пространстве до сих пор называются США. И президент, и премьер освобождены от ответственности. Виновники ищутся где-то рядом с ними, например среди министров».

Такой тип выстроенного отношения к первым лицам дает им большие возможности для действий, поскольку отрицательные последствия этих действия население все равно перенесет на других. То есть первые лица ушли в чуть ли не в «сакральное» пространство, реальный негатив их уже не касается.

Вот данные опросов Левада-центра, демонстрирующие не такой, как для кризиса спад в положительном отношении россиян к курсу власти  [32]:

ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО ДЕЛА В СТРАНЕ ИДУТ СЕГОДНЯ В ЦЕЛОМ В ПРАВИЛЬНОМ НАПРАВЛЕНИИ, ИЛИ ВАМ КАЖЕТСЯ, ЧТО СТРАНА ДВИЖЕТСЯ ПО НЕВЕРНОМУ ПУТИ?

	май.08	июн.08	июл.08	авг.08	сен.08	окт.08	ноя.08	дек.08	янв.09	фев.09	мар.09
дела идут в правильном направлении	59	57	55	55	61	54	49	43	43	41	41
страна движется по неверному пути	27	25	31	29	24	27	30	40	34	40	39
нет ответа	14	18	14	16	15	19	22	18	23	19	20

При этом отношение к двум лидерам явно «зашкаливает», превосходя любые самые радужные предположения:

ВЫ В ЦЕЛОМ ОДОБРЯЕТЕ ИЛИ НЕ ОДОБРЯЕТЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДМИТРИЯ МЕДВЕДЕВА НА ПОСТУ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ?

	май.08	июн.08	июл.08	авг.08	сен.08	окт.08	ноя.08	дек.08	янв.09	фев.09	мар.09
одобряю	70	73	70	73	83	76	78	76	75	71	71
не одобряю	20	18	23	22	14	18	17	21	22	26	25
нет ответа	10	9	8	5	3	6	4	4	4	4	4

[1] ВЫ В ЦЕЛОМ ОДОБРЯЕТЕ ИЛИ НЕ ОДОБРЯЕТЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВЛАДИМИРА ПУТИНА НА ПОСТУ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ?

	май.08	июн.08	июл.08	авг.08	сен.08	окт.08	ноя.08	дек.08	янв.09	фев.09	мар.09
одобряю	80	83	80	83	88	83	86	83	83	78	78
не одобряю	15	13	17	15	10	14	12	15	14	20	20
нет ответа	5	5	3	2	2	4	2	2	3	2	2

У И. Задорина, руководителя исследовательской социологической группы «Циркон», есть свое объяснение подобного «зашкаливания» рейтингов [33]: «Все рейтинги предпочтений (вопрос «за кого будете голосовать?») по своей природе измерение не абсолютного параметра, а относительного. Предпочтение всегда измеряется относительно других фигур, включенных в рейтинговый список. У нас здесь набор очень стабильный и абсолютно неконкурентный для Президента и премьер-министра. По большому счету и Путин, и Медведев конкурируют в этих рейтингах с политическими фигурами прошлого века. И у избирателя не возникает желание выбирать кого-то из этих «динозавров», даже если отношение к лидерам страны несколько ухудшилось. Другое дело – рейтинги доверия и оценки деятельности. Они действительно несколько снизились».

Скорее иностранец, чем россиянин может позволит себе критику сложившегося условного «двоевластия» [34]: «В целом же, я считаю, что модель тандемократии – неэффективна. Я думаю, что гораздо более эффективной была бы модель, где Медведев занимал бы лидирующие позиции. Ведь Медведев – это «Путин-плюс». Надо признать, что у Путина довольно узкий спектр взглядов: немного от государственников, чуть от либералов, и при этом Путин является безусловно центральной фигурой. Медведев же обладает поддержкой очень широкого либерального крыла, более того, он представляет собою целую идеологию державничества»

С. Белковский, утрируя ситуацию рейтингов, объясняет ее тем, что В. Путин как бы восстановил, условно говоря, монархию [35]. У этой монархии три правила: исключительность монарха, непогрешимость монарха, независимость монарха от народа и закона.  И В. Путин «правит», опираясь на эти три правила.

Вообще это странная проблема — отсутствие реального преемника, но она характерна для всего постсоветского пространства. В основном нигде пока не удается безболезненно совершить передачу власти. Тем более удивительно, что за два срока правления постсоветским президентам не удается воспитать преемника, которому они могли бы передоверить управление страной.

Этого нет в развитых демократиях. Правда, М. Шевченко замечает по поводу нового президента США [36]: «Пусть нас не вводит в искушение добродушное выражение лица Барака Обамы. Он более одинок в своем Белом доме, чем принц Гамлет в Эльсиноре. Я спрашивал у американских партнеров-друзей, кто в администрации Обамы является человеком его команды. И люди, которые занимают достаточно серьезные экспертные позиции в американской политологии, затруднились ответить на этот вопрос. Они не назвали ни одного человека, которого привел с собой Обама. Наверное, это первый президент США за долгие годы, который приходит в Белый дом только с женой и детьми. Мне кажется, что Барак Обама не является политическим лидером».

Не только лидеры и их ценности определяют развитие страны. Не меньшее значение имеют ценности населения. В этом плане интересно также сопоставление отношения населения России к своей стране в сопоставлении с другими странами [37]: «Хотя более половины населения России «очень сильно» или «довольно сильно» ощущают свою связь со страной, это ощущение, в среднем, слабее, чем у населения почти всех остальных стран (другими словами, отчужденность от своей страны у россиян — самая высокая). Слабее, чем в других странах, выражено у россиян и ощущение связи с другими социотерриториальными общностями — со своим городом (селом), регионом (областью, краем, республикой) и даже с континентом. Эти данные, в сочетании с результатами других межстрановых сравнений, заставляют критически отнестись к распространенным представлениям о традиционной коллективности и социальности русского человека”.

Вот эти интересные цифры:

Ощущение связи со страной и другими социотерриториальными общностями у населения России

Насколько сильно вы чувствуете свою связь	Очень сильно 4 балла	Дово- льно сильно 3 балла	Не очень сильно 2 балла	Совер-шенно не чув- ствую связи 1 балл	Затру- дняюсь отве- тить	Средний балл	Ошибка средней
с вашим городом / деревней / селом	28	35	24	8	5	2,86	0,02
с Россией	25	36	23	11	5	2,79	0,02
с Вашей областью, краем, республикой	16	37	29	11	7	2,61	0,02
с Европой (Азией)	2	7	26	50	14	1,56	0,02

Самая интересная и самая большая цифра демонстрирует реальный отрыв от мира: 50%, а точнее и вовсе 76%, не чувствует своей связи с чем-то вне страны.

Г. Павловский видит еще одну проблему, которую можно переформулировать как отсутствие общей площадки у власти и оппозиции [38, с. 16]: «Матрица обсуждений разрушение формирования собственной повестки дня. Это ученое слово agenda, повестка дня, которое не так давно стало у  нас применяться достаточно широко, позволяет спросить, существует ли вообще у людей власти и людей оппозиции общая тематика и общие задачи — до того, как «все накроется»? Ведь тема, которая обсуждается в оппозиционной среде, обсуждается таким способом, чтобы исключить из состава участников дискуссии людей власти, ее экспертов и, во всяком случае, рейтинг важности для нее обычный. Поэтому важные для власти темы сознательно игнорируются. при странном ожидании, что та откажется от собственной повестки, и признает твою».

Постсоветское пространство в принципе зиждется на войне власти и оппозиции. То ли это наследие советского времени, то ли не до конца выработанные правила игры, когда каждый стремится отобрать у оппонента его ресурс. В результат энергия теряется и теми, и другими. И нет поворота этой энергии в позитивное, а не разрушительное русло. И не только внутри страны. Эта же модель по сути задает и построение постсоветского пространства в области международных отношений.

Постсоветское пространство фиксировано на уровне физических границ, но оно сохраняет высокий уровень динамики на уровне информационного пространство. при этом идет постоянный обмен негативно ориентированными сообщениями, которые соответствуют реализуемой на сегодня конфронтационной модели.

Литература

1.  Гомар Т. Переломный момент. Интервью // День. – 2009. – 6 марта

2.  Pifer S. Averting crisis in Ukraine. – Washington, 2009 / Council on Foreign Relations

3.  Friedman G. The geopolitical environment of the 21^st century // ftp.jhuapl.edu/nsadrethink/020309/friedman.pdf

4.  Переслегин С.Б. Эскизное описание программы «Конструирование будущего» // www.igstab.ru/materials/black/Per_KB.htm

5.  Исаев К., Борсокбаева С.С. Причины и уроки народной революции в Кыргыстане // Социологические исследования. – 2006. – № 4 – // ecsocman.edu.ru/images/pubs/2007/12/25/0000318866/013_isaev.pdf

6.  Борисов И. и др. Политический кризис на Украине и возможная стратегия России // www.apn.ru/publications/article21407.htm

7.  Федоров Ю. Критический вызов для России // Pro et Contra. – 1999. – Т. 4. – № 4

8.  Суверенитет. – М., 2006

9.  Кокошин А. Реальный суверенитет. – М., 2006

1. Медведев снова обошел Путина по упоминаниям на телеканалах // lenta.ru/news/2008/06/10/frequency/
2. Ослон А. О падении доверия к власти говорить не приходится. Интервью // www.russ.ru/Mirovaya-povestka/O-padenii-doveriya-k-vlasti-govorit-ne-prihoditsya
3. Самые медийные — 2008 // www.mlg.ru/ratings_and_reports/analysis/1567/
4. Совместный проект ИА REGNUM и компании “Медиалогия”: главы регионов в СМИ в январе 2009 года // www.regnum.ru/news/medialogia/1125750.html
5. Рейтинг цитируемости в СМИ исследовательской работы ведущих научно-аналитических центров России / КПРФ. Вестник организационной-партийной и кадровой работы. – Вып 5 (11) от 12 марта 2005 года – www.kprf-org.ru/archiv/vestnik11/vestnik11index.htm
6. Итоги российско-украинского газового конфликта // bd.fom.ru/report/map/projects/dominant/dom0903/d090412
7. Отношение к событиям в Эстонии // bd.fom.ru/report/map/d071910
8. Сухотерин Л.. Юдинцев И. Информационная работа в государственном аппарате. – М., 2007
9. Задорин И. Индикаторы притяжения // Стратегия России. – 2009. – № 2
10. Задорин И. Евразийский монитор –  измеритель интеграции // Интеграция в Евразии. Народ и элиты стран ЕЭП. – М., 2006
11. Гуманитарные интересы граждан новых независимых государств как основания интеграции: что нас сближает, чем мы интересны друг другу? Апрель — июнь 2008 года // www.zircon.ru/upload/File/russian/publication/1/080915.pdf
12. Россияне перестали испытывать дружеские чувства к Украине и Грузии // polit.ru/research/2009/04/01/otnoshenie.html
13. Итоги с Владимиром Путиным: внешняя политика Кремля и распад Российской империи // www.apn.ru/library/article19903.htm
14. Гонтмахер Е. Социальная политика в контексте российского кризиса // polit.ru/lectures/2009/04/09/sots.html
15. Кеворкова Н. Знать от  слова «знание» // www.pravaya.ru/look/16820
16. Семенко В. Четыре вызова для современной России // www.rusk.ru/st.php?idar=1001092
17. Глазьев С., Батчиков С. Против угроз будущего // www.glazev.ru/press/2175/
18. Межуев Б. Меняющееся общество в поисках политического порядка // Русский журнал. – 2009. – 24 февраля
19. Флексер Е. Политические системы: проверка на прочность // Русский журнал. – 2009. – 24 февраля
20. Кашпур А. Информационные войны // www.strategy.com.ua/article.aspx?column=6&article=808
21. Крыштановская О. Режим Путина: либеральная милитократия? // Pro et Contra. – 200». – Т. 7. – № 4
22. Волков Д. Чисто символическое доверие // www.russ.ru/Mirovaya-povestka/CHisto-simvolicheskoe-doverie
23. Мартовские рейтинги: оценки российских лидеров и положения денл в стране // polit.ru/research/2009/03/26/march09.html
24. Задорин И. Доверять — не доверять — это серьезный выбор. Интервью  // www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Doveryat-ne-doveryat-eto-ser-eznyj-vybor
25. Саква Р. Режим имеет эволюционный потенциал. Интервью // russ.ru/Mirovaya-povestka/Rezhim-imeet-evolyucionnyj-potencial
26. Белковский С. Против радикальной оппозиции // www.apn.ru/publications/article19813.htm
27. Шевченко М. Действовать с опережением // Стратегия России. – 2009. – № 2
28. Магун В., Магун А. Ощущение связи со страной и гордость за ее достижения.  Российские данные в контексте международных сравнений // polit.ru/science/2009/03/26/honor_print.html
29. Павловский Г. Власть и оппозиция. – М., 2005

1.3. НОВЫЕ ЗАДАЧИ ДЛЯ В. ПУТИНА, ИЛИ СМЕРТЬ РОССИЙСКОЙ ОППОЗИЦИИ

Системный кризис требует системных решений в ответ. Но к порождению их еще не готовы постсоветские страны. Время тактических решений уже исчерпано. Оно показало определенную недальновидность тех, кто пытался на их основе вывести свои страны из приближающегося тупика. Неясность будущего на постсоветском пространстве хорошо передают слова профессора П. Гобла, который, выступая 14 января 2009 года, сказал [1]: «Футурология осталась последним рудиментом советологии — ни той, ни другой не нужны факты». Это не мешает изучать не только идеи и решения, но и те центры, которые должны их продуцировать [2].

Пентагон также оценивает будущее в достаточно неопределенных тонах. Например, раздел о России начинается такими словами [3]: «Будущее России столько же неопределенно, сколь трагично ее прошлое». Поскольку правящая Россия представлена выходцами из КГБ, то подчеркивается, что их бюрократический инструментарий близок их предшественникам, хотя без прошлого идеологического пыла. В качестве возможных действий в будущие десятилетия Пентагон называет попытки «освобождения» русских меньшинств в соседних странах от плохого обращения с ними. Заключительные слова раздела звучат следюущим образом: «В настоящий момент существует опасная комбинация паранойи национализма, частично оправданного, исходя из истории России, и горечи от потери того, что многие русские считают своим правильным местом в истории как великой державы. Именно такое сочетание, вместе с неудачным развитием событий двигало нацистскую Германию по известному курсу».

В справедливость подобных наблюдений и прогнозов можно поверить, если читать достаточно многочисленные тексты российского «патриотического» дискурса. Например. В. Литвиненко, назвав свое выступление «Верить в империю», говорит [4]: «Позволю себе лишь остановиться на квинтэссенции этих смыслов: Святая Русь; Москва – Третий Рим; Самодержавие, православие, народность; Коммунизм – светлое будущее всего человечества. Все вместе и каждый в отдельности они знаменуют собой магистральный путь развития России, вне которого нет вообще ничего – ни развития, ни государственности. Ведь Российская Федерация – это элемент бывшей системы и не более того. Отдельно взятый элемент, пусть и самый большой, развиваться не может. При всём желании. По крайней мере, на тех основаниях, которые заявлены сегодня. Таким образом, для хоть какого-либо развития необходимо, для начала, восстановить систему на минимально достаточном уровне. Например, Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан – это 94% ВВП Советского Союза. Это 200 млн. населения. Вот и уровень минимальной достаточности. Но как это собрать? Ответ на этот почти риторический вопрос и скрыт в исторической памяти народа. Той памяти, по которой сегодня целенаправленно наносят удар средства массовой информации – как зарубежные, что понятно, так и отечественные, что печально».

В. Карпец гневно реагирует на возврат Франции в структуры НАТО [5]: «Не будем обольщаться. Все происходящее – лишь реализация на глобальном уровне «плана Бжезинского-Обамы» по захвату – в союзе с Китаем – российского пространства, о котором Мадлен Олбрайт (тоже представительница демократической партии США) говорила, что оно «слишком велико» для России. В этих условиях только немедленный переход России к мобилизационному курсу – пока у нас еще есть ядерное оружие – может спасти положение. Это не означает курса на мировую войну. Это означает курс на ее предотвращение. И начать России надо хотя бы с приостановки и пересмотра губительных «военных реформ».

Отсюда можно сделать также другой парадоксальный вывод: отсутствие глобальной идеи у России является опасным прецедентом, создающим разочарование и ведущим к повторению немецкого пути. То есть Россия должна породить такого рода свой собственный проект глобального порядка. И тогда конкуренция глобальных проектов будет вестись на более прозрачном уровне международных отношений, что в любом случае будет более контролируемым вариантом среды. Отказ от такого проекта как один из вариантов решения проблемы не будет разрешением ситуации, поскольку глобальный проект все равно будет возникать в в политическом дискурсе партий как утраченный.

Критично настроенные политические силы видят созданную систему не в тех красках, в каких ее рисует официальная пропаганда. Так, «главные оппозиционеры» Б. Немцов и В. Милов в своем докладе «Путин и кризис» пишут [6]: «Созданная Путиным закрытая, авторитарная коррупционная модель государства оказалась неэффективной для решения антикризисных задач. Ни одна из целей не достигнута, огромные ресурсы истрачены. Коррумпированная система оказалась бессильной в борьбе с кризисом. Очевидно, что в период кризиса роль государства возрастает. Однако, когда государство слабое – коррумпировано, когда не работают законы, когда решения принимаются в закрытом режиме – эффект ничтожный, либо отрицательный».

Все это правда. Но одновременно правдой является и то, что Россия осуществляет положительное движение вперед. Это движение идет не по пути либерального, а государственного капитализма. Но это различие постепенно теряет свое значение в условиях развивающегося экономического кризиса, который автоматически выталкивает и либеральный капитализм к большему государственному регулированию. Так что на сегодня неизвестно, какой будет модель управления в послекризисный период.

«Главным оппозиционерам» возражают, отвечая достаточно мягко, как это принято не в политическом, а в академическом дискурсе [7]: «Мы уверены: нынешний курс развития страны нуждается в существенном пересмотре. России требуются промышленная модернизация, обновление государственного аппарата, отказ от постулатов индивидуализма в пользу принципов социализации. Мы не идеализируем Владимира Путина и, как и авторы, считаем его ответственным за многое из того, что случилось с российской экономикой в последние годы. Но мы хотим, чтобы российские политики – и во власти и в оппозиции – были честны в своих аргументах и способны мыслить концептуально».

Сегодня экономика стала важнее политики, поскольку таково требование кризисного поведения. Все страны более заняты своими собственными проблемами, поэтому задачи внешнего влияния стали на некоторый период поскромнее.

2008 г. рассматривается как переломный в плане ксенофобии в России, поскольку перейдены все возможные границы, если они могут быть, в действиях против людей иной национальности. При этом есть и оправдательные тесты, направленные на разъяснение позиции «скинхедов» [8]: «Подлинная причина национального противостояния в России — обвальное нашествие мигрантов-инородцев за последние двадцать лет, их массовое расселение в нашей стране. Нашествие, выглядящее для русского глаза как вторжение, захват, оккупация. Оно резко меняет этнодемографический баланс в стране, что вызывает у автохтонов тревогу и раздражение. В результате чего разнообразные нерусские мигранты уже стали самым ярким символом «чужого». Никакой другой причины нет».

Оценивая действия оппозиции, политологи подчеркивают, что оппозиция просто следует повестке дня власти, что неверно, она должна вырабатывать собственную повестку дня. В сегодняшнем измерении все оказалось очень просто [9]: «Это просто элементарное следование повестке дня. Путин говорит «да» — мы говорим «нет». Путин борется с Эстонией — мы поддерживаем Эстонию. Путин гоняет грузин — мы вешаем на себя таблички «Я — грузин!». Правда, такой совет не так легко выполнить, если СМИ все равно будут следовать повестке дня. власти.

Существующую власть пытаются делегитимизировать ее не совсем внятным прошлым [10]: «Зато «былинные» события 1991 и 1993 года — это как раз тот переломный исторический момент, когда оппозиция узурпировала, присвоила законную власть. В настоящее время тот режим, который осуществляет нынешнюю власть, — это логическое продолжение узурпации власти тех лет. Когда говорят, что ныне несуществующий правитель получил власть благодаря каким-то избирательным процедурам, то это неизбежно вытекает из тех кровавых событий, которые тогда были. И списывать эту кровь со счетов, полагать, что она не имеет никакого к нам отношения, мы не имеем права. Речь идет не просто об узурпированной некими анонимами власти, но о власти бюрократии. Вспомните, кто рвался к власти в 1991 и 1993 году? Три силы — государственная бюрократия, криминал и либеральная интеллигенция больших городов. Странный симбиоз, который и составлял оппозицию существовавшей к тому времени легитимной власти».

Этому типу делегитимзации можно легко возразить, поскольку В. Путин в глазах общественного мнения как раз не был продолжателем дела Ельцина. И те результаты, которые имеет на сегодня Россия, как раз и вытекают из несовпадения курса В. Путина и Б. Ельцина. Б. Ельцин, как, кстати, и В. Ющенко могут похвалиться только одним — свободой слова. Но иногда складывается впечатление, что эта свобода также очень часто является результатом просто неумения управлять информационной повесткой дня. То есть свобода слова может быть двух видов: от слабости и от силы. Россия не дошла еще до уровня свободы слова от силы, но она ушла уже от свободы слова от слабости власти. Это американский или даже скорее английский вариант, когда победить ты можешь качественным продуктом, но там нет принципиального расхождения между властью и оппозицией, как это имеется в сегодняшнем постсоветском пространстве.

Тип свободы слова	Пример
Свобода слова от слабости власти	Россия времен Б. Ельцина
Промежуточный вариант	Россия времен В. Путина и Д. Медведева
Свобода слова от силы власти	Великобритания. США

Власть пытается очень четко обосоновать имеющийся информационный режим представленности партий на телеэкране. Когда КПРФ попыталась протестовать перед Останкино, прозвучала следующая аргументация из уст экспертного сообщества [11]: “Оппозиция в достаточной степени представлена на национальных телеканалах. Я бы сказал, что степень её представительства адекватна степени влияния на политическую жизнь. Грубо говоря, имеющие 10 % в Парламенте, как КПРФ, могут рассчитывать на, условно, 10 % эфирного времени. Разумеется, это не касается крупных информационных поводов, которые всё равно освещаются. Коммунистическая партия, мне кажется, не может на это жаловаться”.

КПРФ вообще достаточно часто списывают со счетов на постсоветском пространстве, по сути не считаясь с тем, что это парламентская партия, равная всем остальным. Это не совсем честная игра, позволяющая избавляться от коммунистов, ведя себя так, как будто их вправду нет. Вот пример аргументации такого рода, которое слабо учитывает право на свободу голоса именно в отношении коммунистов [12]: “КПРФ нынче – ‘уходящая натура’, изредка показывающая поредевшие зубы. Коммунисты привыкают, что у них проигрыш идет один за другим. Выборы в октябре это доказали еще раз. КПРФ осудило агрессию Грузию против Южной Осетии, но слабый голос коммунистов затерялся среди комментариев и заявлений более известных и авторитетных экспертов”.

Другое отношение в российской политике к «силовикам». М. Делягин считает, что группировка «силовиков» в российской политике не потерялась в верхах, а наоборот усилилась. Он отсчитывает развитие этой ситуации от убийства А. Политковской [13]: «Если основной ресурс наших либералов во власти, которые так же чужды России, как и либералы в оппозиции, — это дружба с Западом, то нужно разрушить эту дружбу с Западом, и тогда всё будет «о`кей». Тогда либералы ослабнут. Прошла целая серия действий — напомню в качестве примера, что, когда был разгон «марша несогласных», прошла команда бить журналистов так, чтобы другие журналисты могли это снять и показать, так что никаких эксцессов исполнителей не было. В результате, эта группировка набирает вес, и сегодня она откровенно доминирует. Может быть, завтра ситуация изменится. Но сегодня всё обстоит так, и план этой группировки прост. Страну мы «зачистим», губернаторов «зачистим», сделаем всё, как хотим, огосударствим экономику — в свой карман, и, если нам захочется, может быть, даже заставим губернаторов что-то делать для пользы общества”.

Понятно, что это определенная утрировка наступившей ситуации. Но несомненно и то, что кризис дает этой «группировке» гораздо больше полномочий и реальной востребованности.

Несомненно и то, что российские либералы переоценивают жесткость своей власти, поскольку при реально жесткой власти от них нельзя было бы не услышать ни слова. Правда, странные слова произнес Г. Павловский. Хваля Н. Хрущева, он как-то странно отозвался о российской ситуации [14]: «Проклятый всеми Хрущев выполняет одно из немногих интеллигентных и добрых дел русской власти за всю историю, убедительно шифруясь под труса и хама: советская интеллигенция конечно не выпустила бы лагерников по «беспринципной» тотальной амнистии 1956 года. И когда в 1991 году придет ее время царствовать, она удвоит число заключенных в лагерях свободной России». Слышать все это из уст человека, во многом отождествляемого с властью непонятно и странно, хотя и в контексте реверансов В. Путину.

В. Иноземцев вообще выстраивает интересную аргументацию, в соответствии с которой власть не может и не способна выработать свою собственную идеологию. И даже если она это сделает, все равно это будет мертворожденным дитем. Кстати, это одновременно проясняет нам ситуацию, при которой Украина никак не может прийти к формулировке своей национальной идеи.

Аргументы В. Иноземцева таковы [15]: «Идеология очень редко, если вообще никогда, не возникает во власти. Как показывает история, идеологические конструкты возникают среди тех, кто пытается выступать оппозицией власти, кто пытается изменить существующий общественный порядок и тем самым ищет обоснование своих стремлений и поддержки тех социальных масс, которые могли бы претворить эти стремления в жизнь. Поэтому, еще раз хочу подчеркнуть, в истории практически неизвестно случая, когда идеология создавалась бы режимом или даже классом, находящимся у власти. Как правило этот класс или режим эксплуатировал идеологию, которая помогла ему к власти прийти. Учитывая, что нынешняя российская политическая элита пришла к власти без серьезной политической борьбы и утвердилась в ней тоже, не доказывая в политической борьбе преимущества своей позиции, идеологии у нее не было в момент, когда она приходила к власти, и сегодня у нее тоже нет. Поэтому есть и поиск такой идеологии. Пока неудачный. Еще раз подчеркну, что в рамках правящей верхушки идеология не формируется. Можно сказать, что, когда носитель и искатель идеологии находится у власти, она, как правило, представляет собой какие-то охранительные концепции, хиреющие и деградирующие. В целом, еще раз хочу подчеркнуть, мне кажется, что у действующей власти может быть запрос на идеологию, но мала вероятность того, что она будет сформирована».

Есть также проблема реальной оппозиции и оппозиции сконструированной, которая выполняет якобы ее функции, особо не кусаясь, зато имеет возможность красиво быть представленной на телеэкране. Современный мир вообще стал более полон разного рода имитаций, чем это было в мире прошлого.

Политтехнологи не спят, они грезят все более новыми имитациями действительности, которые власть  доверит им построить. Тем более, что Г. Павловский в изложении его выступления при обсуждении годовщины выхода «Вех» заявил следующее [16]: «“Авторы “Вех” не брезговали примитивной политтехнологией. Струве, в перерыве между написанием статей и пламенными речами, бегал к Столыпину и сочинял записки о том как сконструировать парламентское большинство”, – ябедничал опоздав на век Глеб Павловский, – Любой пророк не должен брезговать грязной работой”».

У самого же Г. Павловского в его собственном изложении эта сакраментальная фраза звучит несколько иначе [14]: «Тот же П.Б. Струве, напросившись на секретный прием к премьеру Столыпину, записывает на промокашке тему беседы: «Организация думского большинства. Инициатива должна принадлежать правительству.». Но в статье, которую он одновременно пишет для «Вех», про такие грязные политтехнологии – молчок».

В свою очередь несконструированная оппозиция не дремлет. Возможно, что она тоже сконструированная, но по крайней мере не властью, что дает ей большие преимущества в арсенале слов и дел, поскольку провластные структуры всегда будут иметь связанные руки в этом аспекте.

Сегодня, к примеру, возник новый тип антивластных выступлений, когда оппозиция перестала подавать заявки в администрации, поскольку ее ждет в этом случае запрет, отряды милиции и аресты [17]: «Смена формата оппозиционных уличных выступлений, превращение Маршей несогласных в Дни несогласных абсолютно оправданно. Главный аргумент в пользу такой оправданности — очевидный успех проведённых шествий в Москве и Санкт-Петербурге. Успех — это вообще наиглавнейший критерий оценки тех или иных политических действий. Акции в виде шествия с флагами и файерами состоялись — это безусловный успех. В Петербурге это шествие вообще прошло по Невскому проспекту — центральной улице города. Они были проведены без потерь, никто из их участников задержан не был — это успех вдвойне. К сожалению, реальность современной России такова, что практически любое публичное выступление оппозиции заканчивается, как минимум, массовыми задержаниями, если не массовыми избиениями. Поэтому то, что участники шествий не попали в милицию — очевидная моральная победа».

То, что имеется сегодня, в определенной степени является результатом и сложившейся формальной политической системы. Президент не заинтересован в сотрудничестве с мелкими партиями, поскольку правительство возглавляет коалиция «больших» игроков [18]. У президента в руках есть доминирующий политический ресурс, политическая система не развивается, что является аналогом латиноамериканской модели.

Оппозиции в таком контексте в принципе сложно что-то доказать. Она особо не нужна и при других системах, но здесь ей точно просто нет места, если его нет и для малых партий. Оппозиция хочет донести свои слова и действия, но они по сути никому и не нужны. Если кризис не даст оппозиции места, то она благополучно умрет.

В начале ХХ века Россия прошла три революции (1905, февральская 1917, октябрьская 1917), что относят к сложной политической ситуации [19]. Проблем больше, чем решений оказалось и сегодня. Наверное, те же три революции можно насчитать и сегодня: перестройка, августовский путч и октябрьский расстрел парламента 1993 г.  Все это ведет к более жесткой политике власти.

Этапы перехода от дореволюционной к советской системе	Этапы перехода от советской к постсоветской системе
революция 1905 г.	перестройка (1985 – 1991)
февральская революция 1917 г.	августовский путч 1991 г.
октябрьская революция 1917 г.	октябрьский расстрел парламента 1993 г.

Каждый из этих этапов демонстрирует какое-то решение проблемы трансформации социосистемы. Но каждый раз этой трансформации оказывается недостаточно, что вызывает к жизни следующий этап.

Г. Павловский вдруг увидел импровизационный характер российской власти. Говоря о времени, когда президентской администрацией руководил А. Волошин, он подчеркивает в журнале «Профиль» [20]: «Успешность Волошину обеспечили две вещи – во-первых, проектное мышление с привнесенным им, вероятно, из бизнеса навыком контролировать исполнение решений. Во-вторых, его талант креативной импровизации. Волошин – мастер импровизации. И сегодня эта часть нашей государственной традиции – ее склонность импровизировать, подхватывая чужие темы, – отчасти восходит к его наследству. Я называю это ‘джаз-государство’. Государство Россия, изобретенное без 5 минут 12, в момент советского коллапса, оспариваемое тогда и конкурентами, и своими же гражданами, вынуждено было импровизировать. На вызовы оно отвечало проектными импровизациями. Каждая импровизация опиралась на эталоны, западные и советские, свободно их смешивая. Вот один пример микширования – российская геральдика, герб и гимн. Другой пример – та же ‘вертикаль власти’. В ее основах восхищение стабильностью западных институтов власти смешивается с ностальгией по советскому унитаризму».

Г. Павловский также знает об одном фундаментальном дефиците власти [21. с. 35 — 36]: «Власть в  принципе менее способна к стратегической инициативе, а оппозиция в каком-то смысле налегке и всегда к этому способна, стоит только захотеть». Можно найти тысячи причин, объясняющих это состояние, но важны не столько причины, как сам факт сужения возможностей власти, хотя и только на одном из направлений.

Власть и оппозиция для западного общества близнецы-братья. Власть и оппозиция для постсоветского общества — враги. Это в сильной степени связано с тем, что постсоветская система несет в себе большие рудименты прошлых структур. Постсоветская власть не выдерживает критики, она любит функционировать в монологическом одиночестве, выслушивая лишь свои мудрые мысли.

Литература

1. Goble P. Russian futures: challenges and opportunities for the United States // ftp.jhuapl.edu/nsadrethink/011209/goble.pdf
2. Pynnoniemi K. Russian foreign policy think tanks in 2002. – Helsinki, 2003  / Finnish Institute of International Affairs
3. Challenges and implications for the Future Joint Force // www.jfcom.mil/newslink/storyarchive/2008/JOE2008.pdf
4. Литвиненко В. Верить в империю // www.pravaya.ru/look/16891
5. Карпец В. «Геополитический ревизионизм» Николя Саркози // www.pravaya.ru/dailynews/16928
6. Немцов Б., Милов В. Путин и кризис // www.nemtsov.ru/?id=705619
7. Иноземцев В. Крический Н. Кризис и оппозиция // www.apn.ru/publications/article21462.htm
8. Севастьянов А. Русское подполье. Реальность, миф, перспектива // www.apn.ru/publications/article21441.htm
9. Навальный А. Мы находимся в начале процесса формирования оппозици // www.apn.ru/opinions/article17265.htm
10. Пыхтин С. У России есть единый враг // www.apn.ru/opinions/article17268.htm
11. Орлов Д. Мне кажется, что оппозиция достаточной степени представлена на национальных телеканалах // kreml.org/interview/186197508
12. Борисов Ю. Казус Зюганова // kreml.org/opinions/195700527
13. Делягин М. Чего мы хотим? // www.apn.ru/publications/article17245.htm
14. Павловский Г. Наша книга // Русский журнал. – 2009. – 24 марта
15. Иноземцев В. Как показывает история, идеологические конструкты возникают среди тех, кто пытается выступать оппозицией //liberty.ru/groups/experts/Kak-pokazyvaet-istoriya-ideologicheskie-konstrukty-voznikayut-sredi-teh-kto-pytaetsya-vystupat-oppoziciej
16. Данилов В. Ложь, грабеж и рок-н-ролл // www.liberty.ru/Themes/Lozh-grabezh-i-rok-n-roll
17. Бойков И. День несогласных: новая технология // www.apn.ru/publications/article21449.htm
18. Гаврилов Г. Модели политической оппозиции: теоретико-методологический анализ. – Екатеринбург, 2003
19. Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. – М., 1995
20. Павловский Г. Мы сильно недооцениваем место импровизаций в государстве // kreml.org/media/207715346
21. Павловский Г. Власть и оппозиция. – М., 2005

1.4. НОВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РОССИЙСКОМ РЕЖИМЕ

Неустойчивость российской системы объясняется определенной неопределенностью ее базовых составляющих. Автоматическое усиление роль государства решает одни проблемы и не решает другие, поскольку для этого нужны другие механизмы, которых нет в чисто государственном строительстве страны. Государство, как мы видим, в принципе не может усиливать такие составляющие, как гражданское общество, которое базируется по сути на противоположных качествах. Если государству важно послушание, то гражданское общество заинтересовано в независимости суждений. Если государство культивирует патриотизм, то гражданское общество больше любит мораль и совесть.

Г. Павловский, отвечая на «боль души» А. Громова, высказанную им на круглом столе ФЭП, следующим образом определил российскую ситуацию [1]: «Режим Путина – первый в России некоммунистический интеллектуальный режим. Почему ‘интеллектуальный’? Потому что выстроен с учетом жестокого опыта внедрения тех или иных идей. Он жестко запрещает некоторые виды политик, табуируя все, что считает гибельным, или даже радикальным злом. Он создал или позаимствовал на Западе ряд инструментов для решения этой задачи».

В этой ситуации есть ряд достаточно необычных моментов:

–    Г. Павловский сам попросил А. Громова выступить, правда, на тему экономики лжи и воровства,

–    Г. Павловский сам откликнулся на это выступление, как бы продолжая его, даже тогда, когда спорит с ним,

–    Г. Павловский говорит о режиме В. Путина, тем самым как бы отвечая на вопрос, кто же правит страной.

В своем выступлении А. Громов как бы не сказал ничего нового о системе лжи и воровства, ксатти, характерной не только для России, а и для всего постсоветского пространства, но сделал этой единственной темой, о чем говорил, а также придал этому состоянию России некую системность сложившегося бытия.

А. Громов формулирует свои тезисы в следующем виде [2]: «Режим действительно принят обществом. Большинство он устраивает. Ложь и воровство, оказывается, может устраивать. Ложь и воровство, оказывается, могут иметь твердые основания. При этом то, что делается, имеет непосредственное отношение к воровству. Любые экономические действия связаны с тем или иным способом воровства. Все, что говорится, – это в той или иной степени ложь. Что с этим делать? Это ключевой вопрос, и он так или иначе стоит сейчас перед многими людьми. И он будет стоять, что бы мы здесь ни говорили, как бы мы к этому ни относились».

Отдельно он написал также записку, которая по его мнению должна была прояснить сказанное [3]: «Мы получили страну, построенную на лжи и воровстве. И дело не в том, что кто-то у нас ворует и кто-то лжет. Это, в общем, обычное дело и абсолютно нормальное. Дело в том, что все, что делается, есть результат воровства. А все что говорится – ложь. То есть вся деловая среда построена на воровстве, а вся коммуникативная – на лжи. Исключения, конечно, есть. Есть малые среды: частное общение людей вовсе не построено на лжи – тут все, как обычно у людей. То же и малый бизнес вполне возможен и без воровства. Но это именно маргинальные действия – за той гранью, что контролируется системой. Но при переходе от малого бизнеса к среднему и крупному ты уже вынужден либо встроиться в систему воровства, либо умереть. То же при переходе от частного общения к общественной деятельности – тут непременно надо встроиться в систему лжи. То есть мы имеем дело не с отдельными, пусть и частыми, эксцессами, а с системными явлениями. Ложь – это правила игры. Любое публичное выступление – должно быть ложью. Пространство политического – это пространство лжи. Пространство, где ложь и прямая неправда – это правильно и хорошо, это то, чего нельзя стыдиться и вообще даже и скрывать (камуфлировать) этого не надо. Не нужна даже и тень правдоподобия. Быть за власть и за свою страну – значит лгать, другого не дано».

А. Громов подчеркивает системность всего этого, когда ложь и воровство поддерживают друг друга. И единственный путь, который он видит состоит в создании другой России сквозь создание другого пространства: «Возможная борьба с режимом сегодня – это «активное несотрудничество», то есть несотрудничество + активное неприятие и посильная борьба с ложью и воровством. Причем, в первую очередь, именно с ложью. Надо создать хоть несколько, хоть небольших публичных пространств «не лжи» (пространство «правды» – это как раз утопия, и весьма опасная) – и там, глядишь, и что-то изменится».

Во всей этой ситуации более интересной является позиция самого Г. Павловского, который по сути является одной из рук этой власти, которая была подвергнута убивающей с моральной точки зрения критике. В интервью журналу «Коммерсант», объясняя увольнение А. Чаадаева, члена Общественной палаты РФ, с поста руководителя отдела политики «Русского журнала. Г. Павловский сказал [4]: «Мы на старте нового, более сложного периода, чем предыдущий. Эпоха простых задач, когда пан или пропал, закончилась. Пан не пропал, и сейчас надо заниматься “вышиванием”. У Медведева не те задачи, которые решал Путин восемь лет назад. Здесь шашкой не порубаешь, задачи более спокойного и рационального характера”.

В принципе все это говорит о том, что система хорошо понимает свои недостатки. Но одновременно считает их несущественными, считая, что их исправление можно отложить на неопределенный срок. Когда же этот срок наступит, не знает никто. Система выстроенная на сегодняшний день обеспечивает стабильность именно путинскому режиму, но это отнюдь не означает, что это единственный вариант попытки стабильного развития. А так повторяется известная максима М. Горбачева “перестройке нет альтернативы”. Дело в том, что альтернатива есть всегда.

Г. Павловский в принципе отрицает возможность революционной трансформации выстроенной системы, вместо этого он предлагает двигаться эволюционно [1]: «Система предлагает узкое, но реальное поле игры для тех, кто хочет ее менять в рамках конституционного консенсуса. Их ждет кропотливая, неприятная борьба с ненадежными ставками – за ЦИК, за СМИ, за все подряд.. Участникам в ней придется – не раз! – менять свою тактику, стратегию, терять убеждения и вновь находить их. Все это проходили те, кто сегодня стоит за ‘режим лжи и воровства’. Вот почему мы не смеем отойти в сторону, вежливо распахнув дверь Нулю».

Выступление А. Громова вызвало в сети некое оживление. И это понятно, поскольку опять выросло поколение, которое ощущает себя обманутым и потерянным. Жизнь движется, ничего принципиально не меняется, то, что казалось и подавалось как временное, вдруг становится постоянным и единственным. Тем более что в прошлом молодое поколение еще ориентировалось на эмиграцию, теперь оно понимает, что там также никого и никто не ждет. В результате образуется и увеличивается пропасть между государством и людьми. Государство живет для себя, а люди живут сами оп себе. И сейчас это поколение начинает выходить на понимание того, что люди прошлого поколения понимали, лишь приближаясь к пенсии.

Вот мнение Л. Блехера [5]: «Поскольку крупнейший и исторически главнейший управляющий механизм России, т.е. государство, основан и стоит на дырке, то всё, что связано с ним (включая непримиримое оппозиционное бодание) не может отличаться в лучшую сторону. Это не значит, в частности, что с ним, с государством, нельзя иметь дела. Это значит, что когда ты имеешь  с ним дело, ты обязан понимать, что ты делаешь и в чём варишься. Такое отсутствие (дырка, реализующаяся в общем пространстве как ложь и воровство) разрастается. Кажется, что появляются всё новые и новые люди и группы, которые не понимают, почему нельзя лгать публично и воровать общее. Дальше будет только хуже».

Это мнение принципиального ухода в сторону. но А. Громов искал, правда, не нашел третий путь взаимодействия с государством. То есть перед нами возникают следующие возможности:

–    эмиграция,

–    внутренняя эмиграция,

–    третий путь (?).

К. Крылов подчеркнул отсутствие субъектности в высказываниях А. Громова [6]: «А КТО и У КОГО ворует? И КТО КОМУ лжёт?». Ответ на этот вопрос он предлагает поискать в практике применения 282статьи уголовного кодекса Российской Федерации. Поискав, что же такое 282 статья, можно наткнуться на открытое письмо президенту об отмене этой статьи, где в числе первой подписи стоит имя И. Шафаревича [7]. А сама статья говорит о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды. Против этой статьи — русские националисты. Причины этого в следующем: «Всех, кто возвышает голос в защиту русского народа, бросают за решетку по 282-й статье, которая стала преемницей печально знаменитых 58-й, 70-й и 72-й политических статей. Тюрьмы вновь наполняются политзаключенными».

То есть Россия вновь стоит между двумя принципиальными направлениями, которые с постоянством повторяются со времен западников и славянофилов. Но это два общественных мнения со своими сегментами сторонников. Государство же пытается выстроить свою политику между ними.

Утрируя можно сказать, что содержательно государство российское на стороне своих националистов, а по форме — на стороне западников-либералов. Это и создает неустойчивость, которое ничем не снять, кроме закручивания гаек. Причем они постепенно оказались закрученными во всех трех пространствах: физическом, информационном и виртуальном. Можно привести примеры такого закручивания, но в современном, модерновом варианте:

–    в физическом: попытки ограничения маршей несогласных,

–    в информационном: соответствующее освещение таких маршей в СМИ,

–    в виртуальном: соответствующая направленность кино- и телепродукции, которая по своей четкости распределения ролей «враг»/«друг» сравнялась с советской.

Говоря о том, что русский национализм говорит языком мечты власти, а не ее сегодняшним голосом, становится непонятным, зачем власти с ним бороться. Например. А. Проханов заявляет следующее по поводу возможностей, которые открывает кризис [8]: « Ослабление Америки и Запада, их неспособность в период кризиса контролировать мир — подарок истории, который получает Государство Российское. “Пятая Империя”, соединяющая великие имперские пространства, становится явью. Договор о коллективной безопасности, общая ПВО с Беларусью, изгнание американцев из Манаса, кредиты, предоставляемые Россией своим евразийским соседям, — фон, на котором может возникнуть новое Союзное государство, включающее Россию и Беларусь, Киргизию и Таджикистан, Казахстан и Армению, Абхазию и Южную Осетию. Рассеченные пространства срастаются, границы Империи трепещут, остаются открытыми для новых включений. Воссоединение происходит без танковых армий, экспедиционных корпусов и “оранжевых революций”. Оно естественно и добровольно, лишь оформляется волей правительств. Справедливость становится идеологическим содержанием Союзного государства. Принцип, нарушение которого привело к мировому кризису. Фундаментальный закон мироздания, записанный во все священные тексты, управляющий не только людскими сообществами, но и природой и Космосом. Ресурс, который востребован человечеством в большей степени, чем углеводороды и пресная вода. Россия, провозгласившая принцип Справедливости главным содержанием советского строя, обладает, как никто другой, драгоценным опытом, в том числе и трагическим, в построении справедливого общества. Победа Сорок пятого года — триумф вселенской Справедливости, оплаченный русскими мучениками и героями».

Здесь есть все то, что нужно, что востребовано властью. А она отворачивается. Причем эта двойственность проявляется во многих телепроповедниках во главе с М. Леонтьевым. Они настолько яростны в своем говорении с экрана, что как раз эта аналогия с телеевангелистами очень к ним подходит.

Кстати, А. Проханов и подавление врагов расписал, что еще надо: «”Мобилизационный проект” потребует подавления “врагов”. Коррумпированного чиновничества, с которым в обычных условиях не желает и не может бороться власть. Представителей американских финансовых кругов в российском правительстве, перекачивающих деньги из русской экономики в американскую. Либеральной политико-экономической группировки, уже оформленной в новую партию, рассматривающей Россию как объект свирепой эксплуатации в интересах чужих цивилизаций. Носителями “идеологии подавления” являются технократы, чьи заводы и высокие технологии умышленно разрушаются. “Силовики”, занятые не “крышеванием”, а заботой о безопасности. Патриотический бизнес, работающий на Россию. Патриотическая интеллигенция и церковь. Еще один “объект подавления” — это господствующая в электронных СМИ “индустрия смерти”, уничтожающая народную волю, этику, способность к обороне. Отсекающая народ от традиционных культурных и религиозных констант, которые позволяли русским выживать среди мировых катастроф. Место “индустрии смерти” займет “индустрия Победы”, возвращение в общественное сознание великих русских энергий».

Но государство все равно отворачивается, поскольку по форме, по своему устройству, по своей взаимосвязанности с миром оно на сегодня выстраивается как западное государство, а такое государство страшится обвинений в  нетолерантности.

Так что проблемность и неустойчивость существующего государства сохраняются. Ее могут объяснять разными причинами. Но как факт она есть. Вот взгляд на причинность имеющегося от Д. Быкова [9]: «Есть такая тактика – вас гипнотизируют стремительным мельканием световых пятен на компьютерном мониторе. Пятна появляются, исчезают, выстраиваются в концентрические круги, накладываются друг на друга, носятся, пульсируют – так же носился в первое время Путин. На фоне почти неподвижного, работающего с документами Ельцина это являло поразительный контраст и внушало определенные надежды. Но главное – это усыпляло: вот он в Чите, а вот в Новороссийске, а вот вообще в Украине: невидимой иглой сшивает разобщенные пространства. Жуткое дело, какой мобильный! Это мелькание погрузило страну в благодетельный сон, и все ее нерешенные проблемы застыли. И некоторые заговорили, что больной спит сладким сном выздоравливающего, не понимая, что перед нами классический случай комы. Ни одна задача не решена. Ни одного открытия – ни в науке, ни в культуре. Все отлично понимают всю меру социальной несправедливости в новой России, всю степень ее разобщенности, весь идиотизм цензуры, всю наглость так называемого путинского гламура и всю реальную некомпетентность непомерно раздувшегося среднего класса (это беда всемирная, но у нас степень его некомпетентности вообще зашкаливает). Все играют в нефтяную сверхдержаву. Всем хорошо».

Есть еще одно положение, которое не пускает государства в объятия национализма — его несомненная агрессивность, причем не только внутренняя, а внешняя, что для государства гораздо опаснее, поскольку оно прекрасно помнит, что Советский Союз разваливается от неподъемной военной ноши.

С. Переслегин и для сегодняшнего дня констатирует те же рецепты, что и для дня вчерашнего [10]: «В ближайшее время США усилят информационное давление на Россию. В первую очередь в Интернете, в том числе, реален подкуп блоггеров или работа по открытому влиянию. И делается это вполне себе из стратегического принципа: изучай врага, лучше разрушить его армию без войны. Штатам нужно обеспечить стратегическое давление через два такта. Поэтому они стараются сегодня. Грамотные, значит. Неплохо здесь перенять их опыт».

Если он и прав, то вчерашние рецепты сегодня уже все равно не пройдут, они привели к вчерашнему проигрышу. Это принципиально тупиковый путь. Западная модель успеха опирается на наращивание своей системы смыслов, С. Переслегин же предлагает чисто защитные функции. Они в этом случае бессильны, как это было и в прошлом.

Сам А. Громов еще в 2006 г. начал спор с Г. Павловским, который высказал красивую, но неоднозначную мысль о русской культуре, что «Русская культура – это не культура русских. Это культура, изготовляющая русских». Так вот А. Громов в ответ развернул следующую аргументацию [11]: «Русская культура – «машина по производству русского человека» – в ситуации современного глобалистического мира, с одной стороны, может быть крайне эффективна (ибо создает человека, который «может на равных участвовать в построении нового мирового порядка»). Но, с другой, она оказывается подвержена такому воздействию и давлению, что может не выдержать и перестанет производить «русских людей». И тогда отдельному русскому человеку может оказаться очень неуютно одному в большом и вполне враждебном мире. Впрочем, эта опасность еще один повод не подтачивать основы этой культуры, в том числе, не заигрываться с национализмом».

Как в кризисных, так и не в кризисных условиях выстраивание государства представляется нелегкой задачей. Если в пределах материального мира эти задачи прописаны более или менее четко, то в рамках мира нематериального возникает ряд сложно решаемых задач. Иногда их относят к области социального инжиниринга, иногда к глобальным проектам [12]. И вряд ли кто-то извне может помочь государствам выполнить эту работу. Так что метод проб и ошибок тут становится нормой.

Это все было критикой России как бы по форме ее существования, есть такая же критика и достаточно серьезная по собственно содержанию. Г. Иванов, полемизируя с В. Сурковым, на самом деле затронул основы того, что Россия выносит как свое «я» [13]. Концепция энергетической супердержавы, которая строится на простом экспорте углеводородов, обрекает Россию на проигрыш на всех фронтах, поcкольку оставляет ее вне инновационного развития.

Г. Сатаров также достаточно критичен, можно сказать даже предельно [14]: «Если говорить о той беде, которое это президентство нанесло России, то тут уж, я извиняюсь, просто дальше некуда. Начиная с приписываемыми ему успехами во внешней политике: за время Ельцина не было отдано ни одного кусочка территории, Путин подарил Китаю. За время Ельцина не было таких кошмарных отношений с СНГ – Путин поссорился почти со всеми соседями. Какую вражду он накручивает с Западом – трудно себе представить, – где хоть один реальный успех? Если достать – есть такой документ, называется «План Путина» – это такой сборный цитат бессистемный, где, например, есть такая цитата из Путина, что «мы навели порядок и у нас теперь началась системная борьба с коррупцией» – большего бреда про то, что делает эта бюрократия – представить себе трудно. И там через строчку подобный бред – по поводу того, что происходит в стране. Не говоря уже о том, что там просто нет никакого плана. Так что я считаю, что эти люди – я с ними солидарен, – вполне имеют право на лозунг «Россия без Путина»

В результате рассмотрения всего этого содержательного аспекта, тем более, что построенное при всех положительных оценках все же легко рушится, начиная с плохих отношений с соседями, возникает сомнение, есть ли идеология вообще на данный момент, а также нужна ли она вообще, если ее, как получается, нет. Ю. Громыко задает справедливый вопрос [15]: «Важно ли или абсолютно не важно, единую идеологию имеют президент нашей страны В.В. Путин и помощник президента В.Ю. Сурков или первый имеет какую-то идеологию, а второй не имеет никакой».

При этом в «голову государства», а это и есть его идеология, могут действительно закладываться и удерживаться разные конструкции. Например, случай с виной Германии был вне всякой повторяемости [16]: «Прецедент коллективной немецкой вины и по сей день остается шедевром западной политической технологии. Наверное, только опознавший себя в политическом кальвинизм мог додуматься до такого спаривания юристики и метафизики. Решающим было именно отождествление субъекта вины с народом, после чего виновными оказывались уже не конкретно те или эти, а в буквальном смысле все, включая умерших и нерожденных. Бывший канцлер Коль поторопился с формулой о «милости позднего рождения», говоря о поколении, вступившем в зрелость уже после войны; о какой же милости может идти речь там, где виновно целое – народ, в идее-эйдосе которого деды и внуки столь же едины и одновременны, как отдельные тона в «музыке»! Шутка «коллективной вины»: ей надо быть бессрочной, чтобы вообще быть, что значит: она исчезнет только вместе с народом, который её несет».

Государство задается и понимается еще и по тому, как оно борется со своими оппонентами. Отвечая на вопрос, почему спецслужбы сохраняют советские методы борьбы, А. Тарасов подчеркнул эффективность этих методов [17]: «Самое главное, что советская номенклатура прибавила к власти еще и собственность. Это не поражение номенклатуры – это было поражение Советского Союза как небуржуазного государства. Но с точки зрения правящего слоя это не поражение. Единственный возможный конкурент – диссиденты – в этой борьбе не получил ничего. Значит, номенклатура выиграла. Значит, этими методами можно действовать и дальше, если у вас есть в руках властный ресурс». Это один из ответов на постоянно возникающий вопрос о роли диссидентов в развале СССР.

Формула «Государство — это я» является очень характерной для описания сегодняшней России. Вспомним Россию времен Б. Ельцина. И теперь имеем другой вариант в России В. Путина и Д. Медведева. И если таковым будет движение истории и дальше, то трансформации облика России будут неизбежны.

Уже сегодня в докладе «Демократия: развитие российской модели», созданном по заказу Института современного развития Центром политических технологий, очень четко перечисляются три проблемы отрицательного порядка, вытекающие их построенной в России президентской модели. Они таковы [18]:

–    слабый и «сервильный» парламент,

–    неразвитая партийная система,

–    избыточно «вертикальная» организация властного пространства.

Конечно, эти факторы авторы доклада считают не непреодолимыми, правда, с оговорками, что это возможно при политической воле власти и отсутствии внешних потрясений. Но вероятность и того и другого трудно определить.

Есть два возможных пути для России:

–    продолжать «натягивать» на себя западную модель,

–    отстоять свой собственный путь развития, который по многим параметрам будет отличен от западного.

На сегодня Россия формально идет по первому пути, однако пытается внутренне продвигаться по второму пути. Она как бы удовлетворяет внешним параметрам, но не удовлетворяет им внутренне, по содержанию. И в этом нет ничего страшного, поскольку иной путь все равно является путем, тем более если он ведет в будущее.

Литература

1. Павловский Г.  О системе лжи и воровства // kreml.org/opinions/208919627
2. Громов А. Тот режим, который существует, существует твердо. Он незлой, но он основан на лжи и воровстве // community.livejournal.com/ru_scenarii/7934.html
3. Громов А. Записки на полях моего выступления // donnerwort.livejournal.com/130829.html
4. Тирмастэ М.-Л. Глеб Павловский почистил руки // Коммерсант. – 2008. – 2 февраля
5. Блехер Л. Как я понял слова Андрея Громова // leonid-b.livejournal.com/564460.html
6. Крылов К. У кого воруют? Кому лгут? // krylov.livejournal.com/1825380.html
7. Отменить 282 статью! Открытое письмо русских писателей Президенту России // www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/07/733/14.html
8. Проханов А. На войне как на войне // Завтра. – 2009. – 25 марта
9. Быков Д. Новая сказка о мистере Вальдемаре // community.livejournal.com/ru_scenarii/9293.html
10. Переслегин С. Гонка разоружения // Завтра. – 2009. – 25 марта
11. Громов А. Тупик русского национализма. В ответ на лекцию Глеба Павловского  // www.globalrus.ru/opinions/783483/
12. Почепцов Г. Г. Глобальные проекты: конструирование будущего. – Киев, 2009 (на укр. яз.)
13. Иванов Г. Левая идеология // www.km.ru/ideology/index.asp?data=18.04.2006%2012:26:00
14. Зачем Путину нужны враги? // www.echo.msk.ru/programs/albac/56546/
15. Громыко Ю. От идеологии как вероучительного догмата к идеологии как способу кастомизации сознания потребителя власти // mmk-mission.ru/polit/konver/20060711-gromyko.html
16. Свасьян К. Политика памяти и голем «коллективной вины» // russ.ru/Mirovaya-povestka/Politika-pamyati-i-golem-kollektivnoj-viny
17. Тарасов А. Молодежные движения: методы контроля // www.scepsis.ru/library/id_1527.html
18. Демократия: развитие российской модели. – М., 2008 ё Институт современного развития

1.6. ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО: ПОЧЕМУ ТЕНДЕНЦИИ РАСХОЖДЕНИЯ ОКАЗЫВАЮТСЯ СИЛЬНЕЕ ТЕНДЕНЦИЙ ОБЪЕДИНЕНИЯ

Начнем с простого примера. Эксперименты показали, что при выставленных на продажу шести банках джема торговля идет лучше, чем в ситуации двадцати четырех банок разного джема на витрине. Люди вдруг начинают покупать меньше, когда, казалось бы, они должны покупать больше (цит. по: [1 – 2]). С чем это связано? Оказывается есть порог сложности, который может осилить человек, принимая решение. Наверное, наш мир сегодня не проще, чем выбор из двадцати четырех банок джема. Следовательно попадая на такой уровень сложности, у нас кружится голова: мы не можем понять, например, какая партия лучше, какой кандидат в президенты краше.

Профессор бизнес-школы Колумбийского университета Ш. Аенгар, проделавшая эти эксперименты, установила также, что чем больший выбор есть у человека в пенсионных фондах, тем меньшая вероятность того, что он изберет такой сложный путь. Это кажется парадоксальным, но это соответствует проделанным экспериментам [3]. Более того, человек ощущает меньшую удовлетворенность выбором, если он сделал из большего числа возможностей [4]. Это проверялось на шоколаде, кофе и других товарах.

Попав в сложную ситуацию, а нашу жизнь вряд ли можно определить по-другому, мы начинаем искать подсказки. Мы ищем помощи, даже тогда, когда не подозреваем об этом, поскольку сложность этого мира превышает наши возможности по принятию решений. мы ведем беседы на такие темы с друзьями, мы включаем телевизор, чтобы услышать чужое мнение. В этой роли подсказчика выступают политики и политологи, журналисты и даже режиссеры мыльных сериалов. Но что их объединяет? Они все разговаривают с нами с экрана телевизора. Это телеполитики и телеполитологи, это тележурналисты и телеэксперты. Они дают нам те подсказки, которые мы ищем в окружающем мире и не находим.

Очень четко понимание этого было сформулировано достаточно давно в период избирательной кампании Р. Никсона. В одном из меморандумов того времени говорилось, что поскольку у избирателя нет личных контактов с кандидатом, он видит только его телевизионное изображение, то нам можно не менять кандидата, а только его образ на экране [5]. Телевидение должно было не показать кандидата, а дать подсказку на его избрание путем акцентуации нужных для этого характеристик.

Телеэкран дает нам подсказки, управляя нашей моделью мира. Он может менять приоритеты тех или иных характеристик в описании события: акцентуация положительного, даст позитивный результат, отрицательного — негативную оценку. Хотя событие при этом по сути останется тем же. И телерассказ будет идти вроде об одном и том же событии.

Телеполитики, телеполитологи, тележурналисты, телеэксперты пытаются ввести в нас свою версию событий. В постсоветском пространстве наличествует множество версий одновременно, которые создают разорванный образ этого мира, поскольку эти версии в сильной степени конкурируют друг с другом. И они по разному отвечают на самый главный вопрос такой модели: кто прав и кто виноват, кто враг и кто друг. сегодня главной пословицей может быть: скажи мне , что ты смотришь, и я скажу тебе, кто ты.

Сегодня в основе построения государств лежит в первую очередь не идеология или политика, которые постепенно вытесняются в область ритуальных действий, а коммуникация. Только так можно выстроить как новое государство, так и удержать в стабильном состоянии государства, имеющие многовековую историю. К примеру, о сегодняшних партиях избирателю сложно сказать что-то вразумительное по поводу их идеологии, зато он хорошо знает, кто стоит во главе их избирательного списка. Это как раз не идеология или политика, а чистой воды коммуникация.

Какие задачи решают вновь сформированные государства? Они конструируют свое прошлое, чтобы легитимизировать свое настоящее и свое будущее.  Такими сконструированными государствами стали, к примеру, Израиль или Чехословакия. Точно так конструируются сегодня Россия или Украина, вводя, к примеру, новые праздники и отвергая старые. Новая история потребовала в ответ и новой героики. Такой свой исторический фактаж может вступать в противоречие с точкой зрения соседнего государства, создавая точки конфликтности между ними. И это неизбежность, поскольку политики выступают в роли генералов, пытаясь доиграть за них старые битвы.

На постсоветском пространстве произошел переход на автономное функционирование, который сразу вызвал во всех областях конфликтные вопросы. Эти и другие расхождения, как политические, так и экономические, трансформируют постсоветское пространство в сторону автономного существования в прошлом компонентов единой структуры. Исходные причины этого расхождения, какими бы они ни представлялись сегодня, не снимают самого факта отдельного существования. Причем по многочисленным данным воспоминаний именно Россия выступила в роли инициатора распада СССР. Без нее распад был бы невозможен.

Было несколько возможных путей такого сосуществования в последующем, главными из которых являются два:

–    нейтрально-дружеское,

–    нейтрально-враждебное.

На сегодняшний день избран путь конфликтного построения государственности, причем с двух сторон. В результате Россия, к примеру, за это время реально поссорилась практически со всеми своими соседями. И это не ее вина, а особенности данного конфликтного пути, который заставляет на каждом следующем шаге конфликта усиливать имеющиеся противоречия, а не снимать их. «Финляндизация» как  этап временного нахождения под определенной общей крышей уже пропущен, да и никто особенно не стремился в эту нишу.

Сегодняшнее постсоветское пространство формируется коммуникативными потоками: внутренними и внешними. Каждая страна пытается порождать свой новостной поток и свой поток массовой культуры. И тот, и другой по сути дают возможность массовому сознанию выстроить свое осмысление происходящих событий.

Каждый человек хочет жить в осмысленном мире, убегая от хаоса хотя бы у экране телевизора. Если Украина, к примеру, запаздывает с порождением своей массовой культуры, то этот вакуум тут же заполняется российской массовой культурой. Но она строится на своих собственных характеристиках модели мира.

Новости представляют собой короткие информационные стратегии, они позволяют в дальнейшем осуществлять коррекцию сказанного. К примеру, новость об ограблении банка потребует в дальнейшем рассказать о поимке бандитов. И «правильность» мира будет восстановлена. Массовая культура, например, сериалы, строится по правилам долгих информационных стратегий. Здесь окончательный счастливый конец обязательно будет, но только в завершении двухсотой серии.

Долгие информационные стратегии строятся на компенсации хаотичности мира, экономического кризиса или неадекватностей нашей политики. Известен факт расцвета комиксом с супергероями именно в период великой депрессии в США. Население нуждалось в такой компенсации своего существования, и ответ пришел из виртуального мира. Япония сегодня тратит до сорока процентов своей бумаги на издание комиксов, которые посложнее американских, но все равно являются вариантом упрощенной картины мира. Чем наш мир становится сложнее, тем большего числа подсказок будет требовать массовое сознание. Одновременно следует помнить, что чужие подсказки будут формировать чужую модель мира.

Каждая постсоветская страна прямо или косвенно своими теленовостями или мыльными операми усиливает правильность своего пути и неправильность пути другого. Например, вот анекдот, отражающих эту закономерность из одного из апрельских номеров газеты «Известия» [6]: «А сейчас я с вами прощаюсь. После рекламы вас ждут новости спорта, прогноз погоды и новая полюбившаяся рубрика — плохие новости из Америки». Но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки. Украина, Грузия, страны Балтии, как правило, представлены в российских новостях негативными событиями. Они становятся для зрителей точкой отсчета неправильного поведения, на фоне которого свое поведение предстает как исключительно правильное.

Украина, Грузия, Киргизия и сегодняшняя Молдова также наглядно демонстрируют возможности того, что можно обозначить как коммуникативные революции. Они каждый раз назывались по-разному — революция роз, оранжевая революция, революция тюльпанов, чтобы чисто коммуникативно увести массовое сознание от слова «революция», которое имеет не очень хорошие оттенки в западном массовом сознании. Но в них всех была одна общая черта — они были бы невозможны без телевидения. Протестность резко усиливалась, когда возникала на телевизионном экране.

Сегодняшние протестные движения являются на самом деле использованием информационных стратегий в несвойственных им физическом пространстве. Это сообщения, написанные вместо слов — людьми. Кстати, и новые террористические стратегии также являются информационными, поскольку их целью являются не те, кто страдает от  террористического акта, а те, кто будет сидеть у экрана телевизора.

Модель мира выстраивается сквозь новости или мыльный сериал, потому что она заранее там находится. Это точка зрения, сквозь которую ведется повествование. И кино, и новости оперируют мифологическими структурами, где на глубинном уровне представлено противопоставление добра и зла.

Другая модель — использование метафор. Если США используют для оправдания своих действий модель «строгого отца», который может наказывать своих неразумных детей за неправильные действия, то Россия опирается в этом случае на модель «старшего брата». Если используется метафора «страна — это человек», то образуются конструкции «США больны» или «Польшу подвели» [7]. И мы начинаем спорить или соглашаться именно в этих терминах, хотя они не являются адекватными уровню страны, являясь по сути своей бытовым представлением.

Еще одно метафорическое представление взято из советской истории [8]: «Еще в 30-е годы советская литература и журналистика уделяли особое внимание семейным метафорам, активно культивировали образ вождя как “Отца народов”, “Отца отечества”. После Второй мировой войны бойцы, сражавшиеся на ее фронтах, стали метафорическими “сыновьями” “Отца народов”. Вариативность образа отца значительно превышала образ сына. Мы знали притчу о блудном сыне и русскую огласовку французского “сына отечества” – защитника от внешнего врага. С полетом Гагарина вариативность образа сына увеличивается – поскольку он стал не только сыном земли, но и сыном вселенной».

Третий пример — литература, которая является очень важным поставщиком контента самого высшего уровня. Это не просто правила, как в теленовостях, это мета-правила, под которые могут быть подставлены другие лица и ситуации. Интересно, что российских читателей удовлетворяет детектив или фэнтези, написанный российским же писателем, но для женского романа годится только переводной текст. Объяснение этому нашлось в том, что на сегодня нет положительного героя [9]. Его успех в сегодняшнем тексте связан только с криминалом. Это объясняет и ситуацию в российском кино, где из ста героев 57 также связаны с криминалом. Это бандит, жертва, следователь, но все они из одного криминального сюжета

Но тогда становится понятным политический подтекст такого моделирования действительности. Спасителем-политиком может быть на таком фоне только «силовик», что и отражает политическая реальность России, где исследователь российских элит О. Крыштановская насчитала огромное количестве выходцев из КГБ [10].

Сильная страна, которой является Россия, управляет не только своими внутренними коммуникативными потоками, она порождает свои собственные потоки в сторону соседних территорий. Этому есть множество причин, но факт остается фактом. Соседние страны ничего не порождают в ответ на российскую территорию. И этому тоже есть множество причин. Но в результате этой асимметрии, создаваемой коммуникативно, возникают разного рода возможности и искушения по использованию такого рычага влияния на соседей.

Постсоветское пространство сегодня строится по тренду расхождения: центробежные тенденции пересиливают центростремительные. С одной стороны, это связано с тем, что  центростремительные тенденции связываются с прошлым, а будущее видится в раздельном существовании. С другой, конфликтная модель оказалась более адекватной ожиданиям элит. Элитам так комфортнее выстраивать свои отношения, когда не нужно искать компромиссы.

Существенную роль в этом играет и асимметричная коммуникативная политика,  в рамках которой одна точка зрения имеет больше преимуществ по своему распространению, чем другие. Наличие множества точек зрения работало бы на смягчение конфликтных позиций, а не на их усиление. Но этого на сегодня нет, что и создает конфликтное напряжение между странами. Здесь нет виноватых в привычном понимании. Это автоматический результат избранного пути, причем с двух сторон.

Литература

1. Iyengar S.S., Lepper M.R. When choice is demotivating; can one desire too much of a good thing // www.columbia.edu/~ss957/whenchoice.html
2. Gladwell M. Blink. The power of thinking without thinking. – New York etc., 2007
3. Sethi-Iyengar, S., Huberman, G., and Jiang, W. How much choice is too much? Contributions to 401(k) retirement plans // Pension design and structure: new lessons from behavioral finance. Ed. by Mitchell, O.S., Utkus, S. – Oxford, 2004
4. Iyengar S. Choice and its discontent // www.micromotives.com/2006/02/sheena-iyengar-choice-and-its-discontents/
5. McGinnis J. The selling of the president. – New York, 1988
6. Шут с нами // Известия в Украине. – 2009. – 7 апреля
7. Друлак П. Метафора как мост между рациональным и художественным // Будаев Э.В., Чудинов А.П. Зарубежная политическая лингвистика. – М., 2008
8. Ломидзе Э. Гагарин как архетип сына // mmk-mission.ru/antropconf/2002lomidze.html
9. Мусвик В., Фенько А. Прочитать и забыть // Коммерсант – Власть. – 2002. – 30 июля
10. Крыштановская О.Б. Исследования российских элит // www.hse.ru/science/yassin/seminar_2003_10_01.pdf

1.7. МИРОПРОЕКТНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА НОВОГО МИРА

Имея три функционирующих пространства (физическое, информационное и виртуальное),  мы порождаем в результате три основные возможные точки конфронтации между двумя противниками. Это обычная война, когда конфронтация наблюдается в физическом пространстве. Это информационная война, когда мы переходим к столкновению в информационном пространстве. И это виртуальная война, когда речь идет о виртуальном пространстве, где происходит пересечение интересов. Иногда для этого типа войны употребляют термин «миропроектная», поскольку речь идет о выстраивании мира в ту или иную сторону, причем практически всегда под влиянием глобальных идей или смыслов.

Столкновение глобальных смыслов отражает миропроектную конфронтацию и конкуренцию. Религиозные или цивилизационные проекты все равно отражают разные проекты выстраивания мира. Странным образом сегодняшнее развитие мира не только не снизило уровень конфронтации в этой плоскости, но еще и усилило его. Ведь и 11 сентбря по сутия вляется реакция на столкновение проектов мира.

С. Кургинян предлагает разграничивать разведку и поиск, поскольку в мире действуют открытые и закрытые субъекты. Закрытый субъект представляет агрессивную неизвестность, открытый — агрессивную известность. С. Кургинян продолжает [1]: «За событиями конца 80-х годов в Закавказье, Прибалтике, Молдавии, Средней Азии очевидным образом прощупывались какие-то АН – «агрессивные неизвестности». Кое-кто пытался подменять эти АН привычными и удобными «агрессивными известностями», неважно, какими. И вслед за такой подменой сразу же шли провалы, а следом за провалами — усугубление катастрофичности ситуации. Подмена АН на АИ соблазнительным образом упрощала задачу».

То есть отсюда следует, наверное, одновременно и иной вывод: в таких ситуациях следует делать не замену Агрессивной Неизвестности на Агрессивную Известность, а на Временного представителя Агрессивной Неизвестности, сохраняя при этом интерес к поиску первопричины трансформации мира в этой точке пространства и времени. Следует также признать в качестве аксиомы и нечто вроде следующего: любое интенсивное изменение миропорядка в определенной точке пространства и времени является искусственным и должно иметь соответствующих субъектов, заинтересованных в изменениях и проводящих эти изменения.

Стандартный  путь, по которому шел и С. Кургинян, дает известный всем нам результат [2]: «Реальным итогом становится не мировой порядок в данном регионе, а мировой хаос, мировая радикализация. Является ли это следствием ошибок или внутренним тяготением определенных частей транснациональных элит, включая и американский сегмент в этой транснациональной конфигурации? Поскольку проблема “управляемого хаоса” уже ставится в повестку дня рядом американских ученых, не лишенных политического влияния, то присутствие проекта, в ядре которого лежит не порядок, а хаос, заслуживает аналитического рассмотрения».

Радикализация как результат понятна, поскольку в ходе развития такх проектов блокируются силы, ей препятствующие. На сцену выходит иная пассионарность. Блокировка доминирующей силы дает возможность «расправить крылья» другим.

Одновременно нам представляется, что введение недостаточно определенных и понимаемых понятий типа управляемого хаоса является аналогичной заменой неизвестного другим неизвестным. В результате этого возникает ощущение понятности, но он является фиктивным, поскольку управляемый хаос может быть чисто виртуальным инструментарий, который реально не применяется. Это просто введение в хаос, призванное разрушить

С. Кургинян говорит в радиопередаче «Эхо Москвы» [3]: «Созданы крупные транснациональные группы, которые воюют друг с другом, в том числе не только за экономику, и за какие-то миропроектные  инициативы. А тогда надо принять тезис, что нет устойчивого нового мирового порядка, а есть миропроектная конкуренция, борьба различных сил за будущие типы мироустройства. И мы очень не вовремя отказались от участия в подобной борьбе, сказав, что мы входим в этот террариум единомышленников, в этот консорциум борющихся групп. Поэтому есть русско-немецкая группа, есть прогерманская Москва, вполне Белковский в нее вписывается, а есть какая-нибудь проамериканская Москва, а есть какая-нибудь прокитайская Москва, в этом смысле Россия разодрана борьбою очень серьезных международных центров. И Россия вместо того, чтобы выдвинуть свои собственные проекты, оказывается, фактически местом сшибки разнонаправленных инициатив».

Сильные типы структур, способные формировать будущее, должны обладать либо сильным прошлым (например, Израиль или Россия), способным к активации, либо сильным настоящим (например, США), способным продолжиться в будущее. Фашистская Германия пыталась сама выстроить себе сильное прошлое, усиливая его мистико-мифологическую составляющую [4 — 5].

Китайский проект способен удержать свое прошлое и будущее одновременно, поскольку последнее усиленно разрабатывается в настоящем. Китай уже четко знает, когда именно он выходит на лидирующие позиции в  мире [6]. Проект Америки как империи, которая отказывается от понимания себя как империи, также является широко обсуждаемым на сегодня [7]. Тем более, что США своей политикой могут существенным образом менять расстановку сил на планете. Великобритания обладает своим имперским прошлым, что делает из нее сильного игрока сегодняшнего дня.

Получается, что есть следующая типология стран по их потенциалу перехода в будущее:

–       обеспечение выхода в будущее за счет своего прошлого (Израиль, Россия, Китай, Великобритания),

–       обеспечение выхода в будущее за счет своего настоящего (США),

–       обеспечение выхода в будущее за счет своего будущего (?).

Исламский проект, вероятно, радикализировался на сегодня из-за наступающей конкуренции в пространстве будущего. Теряя настоящее за счет технологического и другого основания. они начинают одновременно утрачивать будущее. А их вариант прошлого как базы не может этого допустить. Сильное прошлое всегда требует сильного будущего, но не все страны и цивилизации способны удержать свое будущее.

В. Семенко видит сегодняшнюю борьбу спецслужб также в аспекте борьбы за будущее [8]: «определенные миропроектные основания порождают соответствующие технологии, в том числе и те, которые связаны с угрозой нашей безопасности, а никак не наоборот. Террор угрожает нам не потому, что те или иные спецслужбы поощряют соответствующие радикальные движения и используют их по всему миру, а потому, что эта деятельность спецслужб и порожденных ими радикалов востребована в миропроектной борьбе, на нее есть спрос у ведущих кланов мировой элиты. Поэтому, когда мы говорим об угрозах, следует адекватно понимать не только какие-то прикладные моменты, не только метод, при помощи которого данные угрозы реализуются, но те конкурирующие миропроекты, которые лежат в основании соответствующих угроз, и пытаются внедриться на нашу территорию, заменить собой историческую Россию».

Как это ни странно, но и перестройку, как и цветные революции.         также можно трактовать как борьбу за будущее, которая была направлена на изменение тренда. В результате старый тренд был отброшен, а новый запущен. В этой же сфере лежит и феномен шокотерапии, который также направлен на «блокирование» старого тренда. При этом новый тренд получает дополнительную подпитку и защиту, пока не наберет нужных оборотов.

Смена глобальных смыслов предполагает трансформацию ментальной картины мира, которая отбрасывает прошлые силы доминирования. 1917 год принес лозунг «кто был ничем,  тот станет всем». Но это же не произнесенный лозунг и перестройки, и любой цветной революции. Одним из последствий становится колоссальная смена элит. В ряде случаев и смена элит не может помочь в запуске нового тренда, поскольку инерция ментального пространства очень сильно сопротивляется кардинальным изменениям.

С. Кургинян говорит о ценностном аспекте по отношению к России следующее [9]: «Всегда была борьба Остапа и Андрия. Был русский проект, и русское поле тяготения смыслов и ценностей – все не сводилось просто к тому, сколько скушать мяса. Ценности бывают так вот… в Прибалтике кричат – «голодными, но свободными». Значит, ценности не только материальные существуют. Значит, этот пакет ценностей существовал у нашей цивилизации, и существовал у их. И шла борьба. Вот что такое Тарас Бульба. Если теперь один из центров, то есть, собственно, русский, капитулировал концептуально, то что такое технологии? Технологии ничего не решат, нужна проектная воля. Это первое. Второе – я бы поспорил насчет того, что это только американцы. Посмотрите – сейчас продолжается борьба. Я вот уверяю вас – проверите потом – что Тимошенко никоим образом не является американской креатурой. Это совсем другая креатура. И мы все время говорим о том, что устанавливается новый американский порядок. А идет обострение миропроектной конкуренции. Миропроектной конкуренции в мире – вот главное ее содержание. Не то, что американцы на всех наползают. Атакует ислам. Не сказал свое слово Китай – он скажет свое слово в Киргизии, поверьте мне. И не только в Киргизии».

Чужие смыслы и чужие проекты не хотят быть чуждыми, они готовы приютить любого. Они переламывают любого, делая из него своего. Только цивилизационные механизмы не дают осуществить этот процесс легко. Идет постоянная борьба против вхождения чужого, на которой, в том числе, вырос и радикальный исламизм.

В. Семенко говорит о попытках ввода России в чужой проект [10]: «Идея «встраивания» России в так называемое «мировое сообщество» является несусветной глупостью (и плоды этой глупости наша политическая элита уже вполне ощущает), что никакой единой и однородной мировой цивилизации, которой все время грезят глобалисты, пока еще, слава Богу, не существует; современная мировая цивилизация состоит из различных, конкурирующих между собой миропроектов».

Но право на свой проект берет сама страна. Если она отказывается от своего проекта, как это часто выглядит в случае России, никто не будет этому препятствовать. Внешнее давление столь высоко, что выдержать его достаточно трудно.

С. Переслегин видит ближайшее будущее в подобного рода конкурентной схватке за свой вариант будущего [11]: «Нас ожидает остроконфликтная эпоха. В информационном пространстве конфликты будут разворачиваться вокруг образов Будущего. В антропопространстве основной ценностью окажутся люди, способные работать с когнитивными смыслами – очень немногие люди и, может быть, системы подготовки таких людей. В пространстве коммуникаций борьба будет идти за незастроенные дорогами и портами области. В материальном мире делить будут энергетический ресурс: нефть, газ и уран. Территориально конфликты будут группироваться в Арктике, на Дальнем Востоке и в областях наибольшего развития индустриальной фазы – в США и Японии. Россия и Евросоюз, впрочем, тоже не останутся в стороне от назревающего мирового конфликта».

С. Переслегин также видит острую конкурентность за свой проект будущего и влияние на него чужих проектов: «Борьба за пространство смыслов, описывающих Будущее, ведется давно, сейчас – в связи с выходом «продвинутых» японских форсайтов, новых разработок «Рэнда», мрачно-веселой шутки американских кремлеологов про убийство Путина, английских версий Будущего, работой над российскими сценарными разработками – она резко обострилась. Следует ожидать, что этот «фронт» и в следующие годы будет оставаться активным, причем «конфликты образов Будущего» будут носить не только внешний (российская версия против американской), но и внутренний характер. Например, в России уже выделилось несколько значимых структур, продвигающих конкурентные версии Будущего. Вмешательство в этот «якобы чисто научный спор» зарубежных организаций неизбежно».

А. Неклесса напоминает и о том, что смены эпох разделены «провалами» [12]: «Смены эпох (фазовые переходы) — подобно неспокойному состоянию пограничных поясов цивилизационных разломов (областей столкновения культур) — сопровождаются хаотизацией социума, периодами смуты, нередко занимающими продолжительное время, исчисляемое десятками, а то и сотнями лет. Иначе говоря, между “историческими материками” порой зияют провалы темных веков».

Те или иные варианты будущего могут быть усилены в настоящем, что и будет вести к большей вероятности их наступления. Можно разработать пошаговый переход к избранному варианту будущего. Но оно все равно остается лишь вариантом до полного его наступления. Конкуренция проектов будет только усиливаться по мере продвижения вперед. Страна без своего проекта будет автоматически присоединена к проекту других.

Литература

1. Кургинян С. Поиск и разведка. Сочетание двух видов деятельности в пределах одной профессии. Доклад на российско-израильской конференции «Идеология и спецслужбы: новые типы войн и прежние представления о роли спецслужб в обеспечении военно-стратегического успеха» в Москве, 15 июня 2005 года  // hghltd.yandex.net/yandbtm?url=http%3A%2F%2Fmaof.rjews.net%2Farticle.php3%3Fid%3D8468%26type%3Da%26sid%3D549&text=%EA%EE%ED%F6%E5%EF%F2%F3%E0%EB%FC%ED%E0%FF%20%F0%E0%E7%E2%E5%E4%EA%E0&qtree=YOtKhV7OKlE9lTtiq2dwUhw9aBRn%2BC3H2BpYuhnCx1M%2FrStewRgx9gN%2FUxHoOL3gbFqx1ABSHkrxIVPrlTplOKHlWbxsf6lKfhCEFIYMLHb924uFCzfe3Ui275caeMFp4GPc9F5mz4V%2FwbfJmo%2Fic5zuv%2FG1Vtwp%2FB18bYN89CrJPw5JyhO4Dl2mSMRAEWN9VbL66eDPUO99bp56m00J1JyJmDV9HEk2yN2kB77XbBjoOP7xwnKFzq5b0lC%2F%2Fr%2BX8CxYnlza9LeGERlrofZ0St0pqhblRQN5%2BzizoC6X4Ej9TKk1xESmRQObf6qtmMybSbZgYXGA1OQ%3D
2. Кургинян С. Миропроектная конкуренция // kurg.rtcomm.ru/clubs.shtml?cat=50&id=262
3. Кургинян С. Радиостанция «Эхо Москвы», интервью, 04.01.06 http://hghltd.yandex.net/yandbtm?url=http%3A%2F%2Fwww.echo.msk.ru%2Finterview%2F40989%2Findex.phtml&text=%EC%E8%F0%EE%EF%F0%EE%E5%EA%F2%ED%E0%FF%20%EA%EE%ED%EA%F3%F0%E5%ED%F6%E8%FF&qtree=k0mSCEQR2Exa0NeF6a4OhWz0aKKieXJejWckLzmZ1JAlxTOjfCV1S41Odu122NKmkthvvpRk6xO%2B0324JnqkiJHZOdeKOduSiK7SoGkW7%2FQtcIqvklHSitLkk%2FIoz977Em3E5dMY2gFk55LI%2BvJGxPBet34Q2hpekNAZrxlh5SYfbvKG7kJFmpV15J7BbA1tFTlvgpcKQT%2BZYC%2FJqrjN8%2ButbbiCN6NUiAlmIflRDaXTJef7hFmDQyuFPIfSdFzxGH9KSVz0M2D7Ujtr%2FliecHpahrvp9hV7RPTE5DVstbBQKvNuM1GP54kaH8gRxUdFs8Qg%2B3cGww27pJ2%2BjVP12yiRUCJ9pq89TEcHZ2UVLFz7MJOM%2F%2BTNbwCy%2B3fA3Np0X0i5UG4%2F3mc%3D
4. Гудрик-Кларк Н. Оккультные корни нацизма. – М., 2004
5. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии. : немецкая политическая традиция и нацизм. – СПб., 1997
6. Девятов А. Китайский путь для России? – М., 2004
7. Ferguson N. Colossus. The rise and fall of the American empire. – New York, 2004
8. Семенко В. Современная Россия перед лицом «управляемого хаоса» и «оранжевой угрозы» // www.pravaya.ru/leftright/472/5580
9. Украина перед парламентскими выборами // www.evrazia.org/modules.php?name=News&file=print&sid=2372
10. Семенко В.П. Экстремизм в контексте «управляемого хаоса» // www.ni-journal.ru/archive/2005/n5_05/obsh505/krugst505/semenko505/?print=1
11. Переслегин С. Ресурсы будущего: «войны не будет, но будет такая борьба за мир…» // www.rusrev.org/content/review/default.asp?shmode=8&ids=162&ida=2173&idv=2185
12. Неклесса А. Ordo Quadro — четвертый порядок: пришествие постсовременного мира // www.imperativ.net/imp12/neclessa.html

ПРИЛОЖЕНИЕ

Гуманитарные интересы граждан новых независимых государств как основания интеграции. Краткий аналитический отчет по результатам массовых опросов населения (версия 1.2 от 31.10.08) // www.zircon.ru/upload/File/russian/publication/1/080915.pdf

Латвия

Тот или иной интерес к Латвии проявляют в среднем 33% опрошенных жителей постсоветского пространства  –

от 15% и до 64% в отдельных странах, в основном это представители таких стран, как Литва, Беларусь, Грузия. Наиболее интересными в данной стране являются:

1) исторические места, архитектура (в ср. 15%): для Литвы (36%), Беларуси (26%), Грузии (21%), России и Украины (по 19%);

2) природа (в ср. 14%): для Армении (24%), Азербайджана (20%), Грузии (18%),  Украины (17%), России, Беларуси, Литвы (по 16%);

3) народная культура (в ср. 8%): для Литвы (18%), Грузии (13%), Беларуси (9%);

4) кино (в ср. 5%): для Литвы (17%), России и Беларуси (по 8%);

5) национальная кухня (в ср. 5%): для Беларуси (13%), Грузии и Литвы (по 9%);

6) музыка (в ср. 4%): для Литвы (26%), России (9%), Беларуси (8%),

Литва

Литва представляет интерес в среднем для 33% опрошенных жителей постсоветского пространства – от 13% и до 55% в отдельных странах. Страна наиболее интересна для представителей Латвии, Беларуси,  Грузии. Наиболее интересными в данной стране являются:

1) исторические места, архитектура (в ср. 14%): для Латвии (28%), Беларуси (27%), Грузии (22%), Украины (19%),

2) природа (в ср. 14%): для Армении 23%), Латвии (22%), Грузии и Беларуси (по  17%).

3) народная культура (в ср. 8%): для Латвии (14%), Грузии и Беларуси (по 13%)

4) кухня (в ср. 6%): для Литвы (17%), Беларуси (16%),

5) кино (в ср. 4%): для Литвы (9%), Беларуси (7%),

Эстония

Эстония сегодня представляет интерес в среднем для 34% опрошенных жителей постсоветского пространства от 12% и до 52% в отдельных странах (причем значительный вклад в общий рейтинг «интересности» Эстонии делают соседи – Латвия и Литва). Наиболее интересными в данной стране являются:

1) природа (в ср. 16%): для Латвии (26%), Армении (22%), Литвы (18%);

2) исторические места, архитектура (в ср. 15%): для Литвы (31%), Латвии (30%),

Грузии (20%), России и Беларуси (по 19%),

3) народная культура (в ср. 9%):для Литвы (13%), Латвии (12%), Грузии (11%)

4) национальная кухня (в ср. 5%): для Латвии (11%), Беларуси (8%),

5) музыка (в ср. 4%): для Литвы (11%), Латвии (8%),

6) кино (в ср. 4%): для Литвы (7%)

Украина

Тот или иной интерес к Украине проявляют в среднем 51% опрошенных жителей новых независимых государств – от 34% и до 85% в отдельных странах, в основном таких, как соседние Беларусь, Россия и Молдова, но и чуть более далекие Грузия, Литва. Наиболее интересными в данной стране являются:

1) природа (в ср. 23%): для Беларуси (43%), Молдавии (29%), России (28%), Литвы (27%), Грузии (26%),

2) история (в ср. 20%): для Беларуси (42%), Грузии (34%), Литвы (28%), России,  Молдовы (по 27%),

3) литература (в ср. 19%): для Беларуси (25%), России и Таджикистана (по 17%), Молдавии (14%), Литве (13%),

4) музыка (в ср. 12%): для Беларуси (26%), Литвы (24%), России (18%), Молдавии  (15%),

5) кино (в ср. 11%): для Беларуси (25%), Таджикистана и России (по 17%), Молдовы   (14%), Литвы (13%).

---

Turpinājums sekos